Дембельский аккорд - Виталий Кривенко

— Теперь уж точно, навечно заснул, — безразлично проговорил Туркмен.

— Поехали отсюда, хули мы тут сидим? — предложил я Туркмену.

— Куда?

— На блок, куда же еще. Че, ждать пока меня в вертушку запихают? Я отсюда никуда не улечу. Пока я не увижу Хасана живого или мертвого, я вообще из Афгана никуда не полечу, даже на дембель. Поехали давай, чего ты сидишь. Ну, чего ты сидишь, Туркмен?!

— Ну поехали, — Туркмен встал и не спеша направился к выходу.

Я вышел вслед за Туркменом, на ходу разматывая бинты, которыми меня обильно обмотали медики.

— Э-э, бляха! — Я со злостью разматывал и рвал эти бинты, не обращая внимания на боль в шее и затылке.

— Юра, че ты делаешь? — спросил Туркмен остановившись, когда мы уже подошли к БТРу.

— Да ну их нах…й эти тряпки, зае…ли они уже. Там, бля буду, царапина какая-то доморощенная, а замуровали как фараона.

— Дай я размотаю, а то ты сейчас башку себе оторвешь.

Туркмен подошел ко мне, и стал не торопясь, аккуратно разматывать бинты.

— Тут кровь засохшая ша шее, бинты прилипли. Не больно?

— Да рви, е…ть эту шею. Давай быстрее и поехали. — Я стал помогать ему, нервно отрывая окровавленный бинт от раны.

— Да у тебя рубец здесь, как будто саблей полоснули, и шишка ох…енная на затылке. Кровь вон сочится. Может замотать немного? — предложил Туркмен.

— Нах…й заматывать. — Я нагнулся и, взяв пригоршню пыли, швырнул ее на рану. — Все, поехали быстрее отсюда.

Я залез на броню и нырнул в командирский люк, плюхнувшись в кресло. Сознание отказывалось понимать происходящее. «Ну как же так, Хасан у духов, этого просто не может быть. Да что же происходит?»

Туркмен неторопливо опустился на водительское сидение, запустил движки, и мы тронулись с места. Туркмен молчал, я тоже. Вид у Туркмена был какой-то отрешенный, взгляд безразличный, я, наверное, тоже выглядел не лучше.

— Туркмен, я пойду в кишлак. Пойду один, — твердым голосом произнес я, показывая свою решимость.

Эта мысль мне пришла в голову неожиданно, как бы — вдруг. Туркмен посмотрел на меня и произнес спокойным голосом:

— Застрелись прямо здесь, чего в такую даль ходить.

— Я не шучу, Туркмен.

— Что, воевать с духами собрался? — спросил Туркмен, глядя в лобовое окно.

— Нет, я пойду без оружия.

Туркмен снова взглянул на меня, будто хотел еще раз убедиться, не свихнулся ли я.

— Я возьму пару гранат в карманы, и пойду один. Буду говорить с духами, если они не отдадут Хасана, я подорву себя и их.

— Юра, ты не спеши с ума сходить, предоставим это дело командиру. Он уже объявил в кишлак — если не вернут людей, то кишлак будет уничтожен. Так что давай подождем.

— Ну да, конечно! А духи-долба…бы сидят в кишлаке и ждут, когда же мы придем их уничтожать. Да там в кишлаке, уже давно никого нет, ни духов, ни мирных. Ты че Туркмен, за дураков что ли духов считаешь!?

— Посмотрим, — своим привычно спокойным голосом ответил Туркмен.

Это спокойствие Туркмена меня бесило, хотелось взять, и придушить его. Я с силой сжал кулаки и что есть силы стукнул себя по коленям.

— Юра, успокойся. Время покажет. Ты только успокойся. У меня тоже нервы не железные, но я ведь стараюсь держать себя в руках. Иначе конец, иначе все мы еб…немся в этой проклятой стране.

— Да мы и так уже все давно еб…нутые, осталось только документально это подтвердить.

— Не волнуйся, подтвердят, влепят штамп в военник — «проходил службу в ДРА», этим и будет все сказано.

— И «желтую карточку» для комплекта, — произнес я, и еле слышно добавил: — Кому желтую, а кому и зеленую.

Я открыл лобовой щиток, и через выбитое стекло в лицо мне ударил прохладный поток воздуха. Вдалеке показались наши блоки. Дальше мы ехали молча, думая каждый о своем, а задуматься было над чем. Я бы, наверное, свихнулся, если бы не было той мизерной надежды, что еще не все потеряно, что еще можно каким-нибудь образом спасти Хасана. Я изо всех сил хотел верить, что еще увижу друга живым, иначе на кой черт эта никчемная жизнь.

— Глянь вон на раздолбанный кишлак, — предложил Туркмен, нарушив длительное молчание.

Я откинул верхний люк и высунулся из него. Диск восходящего солнца показался из-за макушек гор. Наступало утро. В низине виднелось озеро, а чуть в стороне клубились редкие струйки черного дыма, разглядеть, что-либо подробней было трудно, кишлак находился далеко. Я опустился на сидение, захлопнув за собой люк.

— Да там не видно ни хрена, так, дымок еле заметный вдалеке.

— Вчера он вовсю полыхал, распахали не хуже того, что возле речки.

— Только и можем, что кишлаки распахивать, — пробубнил я себе под нос, и спросил: — Наш блок опять крайний?

— На этот раз нет, крайний у самого оврага, поставили блок Грека, наш стоит рядом.

Мы снова замолчали. Прошло примерно минут десять, как мы катили вдоль оврага, точного времени я не знал, так как потерял свои часы.

— Что, приехали уже? — спросил я, когда БТР остановился.

— Да, — ответил Туркмен и откинулся на спинку сидения.

— А где пацаны?

— Возле машины ротного, вон он стоит — слева от нас. Сейчас ротный мне по башке настучит за то, что я привез тебя от медиков.

— Как это понять — привез, я что вещмешок что ли? Я сам сел в БТР и приехал. К тому же ты вовремя появился, я уже собирался пешком на блок идти. Где мой автомат, вы его забрали с озера?

— Забрали, не волнуйся, там он, в отсеке валяется. А зачем тебе автомат, ты же вроде с гранатами в кишлак собирался?

Я злобно глянул на Туркмена, его слова походили на насмешку. Но вид у Туркмена был все такой же подавленный, и никакой иронии в его глазах я не уловил.

— Подъе…ываешь?!

— Нет, просто пытаюсь угадать, что ты попробуешь отмочить в таком состоянии. Мне всегда казалось, что это Хасан непредсказуем, но оказывается наоборот, Хасан-то как раз и предсказуем. Я всегда мог заранее предугадать, как Хасан поведет себя в тот или иной момент, что от него можно ожидать. А вот как быть с тобой, я не знаю.

— Туркмен, ты о чем?

— А о том, что ты, Юра, куда более не предсказуем, чем Хасан. Поэтому, мне страшно за тебя. Терять друзей одного за другим мне будет не под силу.

Было видно, что Туркмен тоже начинает терять самообладание. Чуть ранее, когда я надеялся на его моральную поддержку, то не подумал об этом. А каково же Туркмену самому? И правильно он выразился, «если не держать себя в руках, то мы все е…немся в этой проклятой стране». И я решил держать себя в руках, насколько было возможно, хоть это и нелегко давалось.