Белые и синие - Александр Дюма

Вынужденные скучиться, чтобы пройти между зданием и парапетом набережной, секционеры выстраиваются по одному, и тут артиллерия открывает огонь, прочесывает их ряды картечью и, будто косой, буквально срезает батальоны.

Батарея Бонапарта состоит из шести пушек; три из них ведут огонь, затем три перезаряженные пушки тоже начинают грохотать.

Получается как бы стрельба двумя шеренгами, каждую из которых можно отводить, а потом снова выдвигать вперед; таким образом, огонь ведется непрерывно.

Секционеры замедляют шаг и начинают отступать.

Костер де Сен-Виктор встает во главе колонны, объединяет всех и первым преодолевает узкий проход.

Колонна следует за ним.

Пушка обстреливает ее с фланга в упор.

Люди падают один за другим вокруг Костера: он стоит на десять шагов впереди расстрелянной колонны, остатки которой отходят назад.

Молодой военачальник вскакивает на перила моста и, оттуда, подставляя себя пулям, призывает к себе своих людей, ободряет их и осыпает бранью.

Уязвленные его насмешками, секционеры снова пытаются прорваться сквозь узкий проход.

Костер спрыгивает с перил и встает во главе нападающих.

Артиллерия свирепствует, картечь выкашивает ряды, каждый выстрел убивает или ранит трех-четырех человек. Шляпу Костера, которую тот держал в руке, уносит ветром. Но огненный ураган бушует вокруг, не задевая его самого.

Костер оглядывается по сторонам, убеждается, что остался в одиночестве и понимает, что уже невозможно придать людям мужества; бросив взгляд на набережную Лувра, он видит, что Морган ведет там жаркий бой с Карто, и устремляется на улицу Мазарини, сворачивает на улицу Генего, добегает по ней до середины набережной Конти, усеянной трупами; подставляя себя орудиям батареи на набережной Тюильри, он собирает по дороге тысячу человек, вместе с ними минует Новый мост и выходит во главе своего отряда на Школьную набережную.

В этом месте сражение действительно было ужасным.

Едва Морган, сгоравший от нетерпения, услышал голос Даникана, который был еще очень далеко позади него и кричал: «Вперед!», как он обрушился на войско Карто с быстротой лавины.

Маневр был таким быстрым, что солдаты не успели взять ружья на плечо и открыть прицельный огонь. Они стреляли наугад и встретили Моргана и его людей штыками.

Пользуясь неожиданностью, нападавшим едва не удалось захватить батарею на балконе Карла IX.

Секционеры были уже менее чем в десяти шагах от жерла орудий, когда канониры опустили фитили и непроизвольно открыли огонь.

Невозможно описать страшную кровавую брешь, что проделали в рядах теснившихся людей три одновременно грянувшие орудия.

Эта брешь напоминала пробоину в стене.

Натиск секционеров был столь стремительным, что даже залп орудий их не остановил. Но в это время колоннада Лувра ощетинилась стрелками, принявшимися обстреливать секционеров.

Между тем по всей площади Лувра шел рукопашный бой.

Таким образом, секционеры оказались на мосту между двух огней: окна всех домов на улице Пули, улице Рвов Сен-Жермен-л'Осеруа и улице Священников, выходящие на сады Инфанты, изрыгали смерть.

Морган пообещал себе взять Карто в плен; он приблизился к нему, но тот укрылся за штыками своих солдат.

Некоторое время по всей линии фронта шел поединок не на жизнь, а на смерть.

Секционеры, отброшенные штыками, отступив на шаг, перезаряжали свои ружья и стреляли в упор; они брали оружие за стволы и наносили удары прикладами, пытаясь прорвать железное кольцо, окружившее их.

Но ничто не могло его сокрушить.

Внезапно Морган почувствовал, что ряды за его спиной дрогнули. Артиллерия, продолжавшая грохотать, разрубила пополам колонну, которая должна была повернуть направо, чтобы поддержать его на площади Лувра.

От выстрелов между Монетной улицей и Новым мостом стало светло как днем; секционеры не решались больше атаковать набережную Лувра и укрывались за домами на Монетной улице, а также за парапетом Нового моста.

Моргану пришлось отступить.

Однако в тот момент, когда он подходил к середине Нового моста, показался Костер де Сен-Виктор во главе тысячи своих людей, приближаясь ускоренным шагом по улице Генего.

Молодые люди узнали друг друга, закричали от радости и, увлекая за собой солдат, обрушились с невиданной яростью на набережную Лувра, которую они вынуждены были покинуть.

Возобновилась прежняя бойня.

Меры защиты, столь великолепно предусмотренные Бонапартом, превратили Лувр в неприступную крепость.

Артиллерия, ружья и гранаты сеют повсюду смерть.

Лишь безумцы могут упорствовать в подобном бою.

Карто замечает колебания в рядах секционеров, что и вправду держатся лишь благодаря мужеству двух людей; он приказывает своим солдатам дать последний залп, построиться в колонну и двинуться в атаку на противника.

И вот секционеры уничтожены.

Более половины их лежат на мостовой; Морган, который держит в руке лишь обрубок сломанной шпаги, и Костер де Сен-Виктор, перевязывающий носовым платком рану от пули, пронзившей его бедро навылет, отходят назад, подобно двум львам, вынужденным отступить перед охотниками.

В половине седьмого все было кончено!

Все колонны были смяты, разбиты, рассеяны. Лишь два часа понадобилось Бонапарту, чтобы нанести неприятелю сокрушительное поражение.

Из пятидесяти тысяч секционеров, принявших участие в сражении, от силы тысяча человек, укрывшихся в церкви святого Рока, во дворце Эгалите, за баррикадой на улице Закона и за окнами домов, еще продолжают борьбу; поскольку сгустившийся сумрак мешает ускорить развязку, Бонапарт приказывает стрелять вдогонку секционерам в сторону моста Менял и бульваров из орудий, заряженных только порохом.

Паника так велика, что грохота выстрелов достаточно, чтобы обратить секционеров в бегство.

В семь часов Баррас с Бонапартом возвращаются в Конвент, к депутатам, которые откладывают в сторону оружие и аплодируют им.

— Старики-новобранцы, — говорит Баррас, — ваши враги уничтожены! Вы свободны, и родина спасена!

Крики «Да здравствует Баррас!» звучат со всех сторон. Но он, качая головой и жестом призывая к тишине, говорит:

— Не мне, граждане депутаты, мы обязаны победой, а быстрым и искусным мерам моего молодого коллеги Бонапарта.

Когда весь зал разразился восторженными криками «Ура!», настолько же пылкими, насколько велик перед тем был испуг; луч закатного солнца, проскользнувший под своды зала, очертил пурпурно-золотой ореол вокруг головы юного победителя; его смуглое лицо было невозмутимо.