Гордая американка - Жюльетта Бенцони

– Славному человеку? – Александра боялась, что у нее зайдет ум за разум. – Кто же это?

– Неужели не догадываетесь? Да ваш новый дядюшка! Чудесный месье Риво, который примчался за мной в Америку.

– Не может быть! Он был занят делами в окрестностях Бордо! – Нет. Он прибыл в Нью-Йорк и отыскал меня в Коннектикуте.

– Тогда как ему удавалось дважды в неделю звонить тете Эмити? Океан – непреодолимая преграда для телефонной связи.

– Звонившим был кто-то из его друзей – кажется, художник Они с вашей тетушкой очень постарались, чтобы вы ни о чем не заподозрили.

Голос его звучал ласково, усыпляюще. Молодой женщине казалось, что она бредит. Внезапно Александра поняла, почему происходящее кажется ей таким невероятным: на правом глазу мужа красовалась черная повязка, из-за которой его красивое лицо делалось суровым и драматическим, что придавало ему обаяние. Ей даже показалось, что она слышит дикий крик маньчжурки; это окончательно вывело ее из транса, в который она погрузилась отчасти из-за шампанского.

– Ваш глаз, Джонатан! Что с глазом?

– Глаза больше нет, – непринужденно отозвался он. – К счастью, остался еще один, чтобы любоваться вашей красотой. Придется вам привыкать к кривому мужу.

– Умоляю, ответьте, что произошло!

– Драма, да и только! Едва я вернулся из Мексики, как у нас загорелся дом. Я крепко спал, но меня разбудили трое людей, проникших в спальню. Они были в масках, но я все равно разглядел, что это азиаты… Они как раз закончили с обыском в вашей спальне и разбудили меня якобы для того, чтобы допытаться, куда задевалась эта ваша любимая безделушка – лотос. Я защищался, что было сил, а потом мне на помощь поспешили слуги. Произошла драка, я был ранен. Нападавшие обратились в бегство, однако, прежде чем броситься за ними вдогонку, мне захотелось спасти от огня портрет девушки кисти Гейнсборо, который вы так любили. За этим занятием я сломал ногу. Впрочем, в моем геройстве не было никакой нужды, – добавил он с легкой усмешкой, – потому что уже через секунду подоспели пожарные, и в вашей комнате все уцелело. Как и в моей… Меня уложили в постель, ко мне приставили доктора Стоуна-Александра ужаснулась и одновременно возмутилась:

– Почему вы меня ни о чем не предупредили? Я бы тотчас возвратилась!

– Вот именно! Этого я и хотел любой ценой избежать. Я рассказал полиции все, что мог, однако настоял на том, чтобы истина не просочилась в прессу. Иногда должность главного прокурора оказывается кстати… О пожаре газеты упомянули как о «несильном».

– Но почему вы так не хотели моего возвращения? Мое место – рядом с вами…

– Очень надеюсь, что так останется и впредь; но поймите: все указывало на то, что эти люди ожидают вашего возвращения, и пока их не схватили, я не хотел, чтобы вы возвращались, потому что это было бы опасно.

Она схватила мужа за руку и прижалась к ней щекой.

– Бедный мой Джонатан! А я-то обвиняла тебя во всех мыслимых и немыслимых грехах! Но все-таки непонятно, зачем было писать мне такое угрожающее письмо…

– Все по той же причине; к тому же я отлично тебя знаю. Ты терпеть не можешь принуждения, поэтому я не сомневался, что ты взбунтуешься. Расскажи, как ты отнеслась к письму?

– Я решила вести себя так, словно не получала никакого письма, и, не позаботившись ответить, отправилась на Лазурный берег, к тетушке Эмити.

Каррингтон рассмеялся:

– Вот видишь! Я был уверен, что не ошибусь… Пойми, Александра, в дополнение к опасениям за тебя, я дрожал от страха при одной мысли о том, какое зрелище предстанет твоему взору, если ты возвратишься досрочно: старый муж, прикованный к коляске, с изуродованной физиономией – старик, вдобавок бракованный… А чуть погодя мне показали… сама знаешь, что.

– Кто показал? Я требую, чтобы ты ответил! – Охваченная ревностью женщина, разумеется. Только тебе ни к чему знать ее имя…

– Все равно я настаиваю. Кто попытался нас разлучить?

– Ты настаиваешь? Леди Энн Уолси, молодая вдова, американка по рождению, у которой ты, согласно моим сведениям, увела дружка. Мы повстречались с ней на бридже у мэра…

Александра мигом вспомнила смазливую блондинку, прилипшую к Жану де Фонсому у Ориньяков.

– Какая чушь! Я ее почти не знаю!

– Что с того? От этого ты не перестала быть ее врагом. Конечно, ты еще очень молода, однако тебе надобно усвоить, что женщина женщине – страшный противник. Поступок ее был бесчестным и наделал много зла.

– Ты так мало мне доверяешь?

– Доверие – славная штука, когда мы рядом, но на таком удалении… Поймешь ли ты, как я страдал? Любить женщину, боготворить ее – и представить ее в объятиях другого, когда ты сам едва смеешь делить с ней ложе! К тому же столь значительная разница в возрасте… Это невыносимо!

Александра встала. Воцарилось молчание. Прислонившись к переборке, жившей своей жизнью, она надолго приросла взглядом к прекрасному лицу мужа, его горделивым чертам, которые совсем не портила черная повязка, даже напротив!.. С ней он выглядел экзотически и тревожно.

– В своем последнем письме ты писал, что я внушаю тебе страх, – прошептала она. – Это место я не очень поняла…

Лицо Джонатана озарилось редкой для него и оттого чарующей улыбкой.

– А все твоя молодость! В нашу брачную ночь я сжимал в объятиях чистую девственницу, чей холод мне не удавалось растопить. Чем больше мне открывалась красота ее тела, тем более несчастным и безоружным я себя ощущал. Мне хотелось упасть на колени, припасть к ее ногам, изобрести невиданные ласки… Я едва осмеливался прикоснуться к ней.

– Глупость какая! Разве мы не… спим вместе?

– О, да! – с горечью откликнулся он. – Я нашел в себе силы, чтобы сделать тебя женщиной, но это получилось так неуклюже! Раньше я не знал, что слишком бьющая в глаза красота может ослепить мужчину, как вспышка молнии; муж из меня получился дрянной…

Александра медленно приблизилась к нему и взяла за руки.

– Джонатан, ответь на один вопрос, если это только возможно.

– Да, если возможно…

– Думаю, да. Ты любишь меня?

– Вот это вопрос!

– Наверное, он неправильно задан. Как ты меня любишь?

– Как идиот! Не принимай это на свой счет. Как передать тебе уныние моих одиноких ночей? Знаешь ли ты, о чем я думал, когда наблюдал по вечерам, как ты снимаешь свои кольца, браслеты, ожерелья, как распускаешь волосы? Я боролся с собой, чтобы не наброситься на тебя, не сорвать с тебя одежду, не овладеть тобой прямо на ковре. Но я так боялся вызвать у тебя страх! Ты бы приняла меня за ненормального-Александра прыснула:

– Нет, за влюбленного! Конечно, немного не в себе, но, кажется, именно об этом и мечтают все до одной женщины. Ты прав: выходя замуж, я была еще очень молода. Я тоже боялась… Мне говорили, что я должна выполнять все требования мужа, в том числе самые неожиданные, и я так и поступала, сожалея лишь, что моему замужеству недостает… полета. Но ведь не впервые же в жизни тебе пришлось заниматься любовью?