Ветер в его сердце - Чарльз де Линт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я так и не понял, как это действует, — вынужден признать я.
— Может, вам надо всего лишь проснуться.
— Штука в том, что я вовсе не сплю.
Лия снова смотрит на Эгги.
— Когда мы впервые встретились, мне показалось, вы с ней хорошие друзья.
— У вас, наверное, был в школе ученик, с которым абсолютно все хотели общаться?
Она кивает.
— Хотя это была вовсе не я.
— И не я. А Эгги именно такая. У нее всегда найдется время для каждого, и отношение ко всем одинаково серьезное. Пожалуй, человека лучше я не встречал.
— О да, я понимаю. Она так радушно нас встретила, когда мы с Марисой приехали к ней домой — свалились, словно снег на голову. И нам сразу же показалось, будто мы знаем ее целую вечность.
Она умолкает, а мне добавить нечего. Мы снова усаживаемся, но на этот раз у самого края, откуда можно наблюдать за Эгги.
— А знаете, — говорит Лия через какое-то время, — я ведь попала сюда не во сне, и не какой-то там воронов дух меня принес. Я всего лишь схватила Эгги за руку, когда она парила над больничной койкой.
Стоит мне понять, к чему она клонит, и я прихожу в ужас:
— Даже не думайте об этом.
— Она не так уж и далеко, — словно не слыша меня, продолжает женщина. — С разбега я точно допрыгну.
— В лучшем варианте развития событий вы действительно допрыгнете до нее и сумеете удержаться. А потом что? Перетащить ее сюда вы не сможете, так вместе с ней там и застрянете. А в худшем варианте грохнетесь вниз, и, честно говоря, я даже не уверен, что у этой пропасти есть дно.
— Нет, в лучшем варианте развития событий я коснусь ее и она переместит меня обратно в больницу.
Я качаю головой.
— Не беспокойтесь, — не унимается Лия. — Я расскажу, где вы находитесь. И Морагу сообразит, как вас вызволить, так ведь?
— Дело не в этом, — отвечаю я. — Если вы прыгнете, то либо убьетесь, либо будете падать целую вечность — что вообще-то одно и то же. Только представьте себе такое долгое падение, что начинаешь умирать от жажды и голода.
— Да бросьте. Лично мне мой вариант представляется вполне разумным. Естественно, насколько в такой ситуации вообще можно говорить о разумности. Стоило мне оказаться в резервации, и чудеса посыпались как из рога изобилия. Почему здесь должно быть как-то по-другому?
— Ошибка будет стоить вам жизни! — веско заявляю я.
— А если я не ошибаюсь?
Что ж, настойчивости Лие не занимать. Только безрассудная уверенность и точный расчет — не одно и то же.
— Готовы рискнуть жизнью? — спрашиваю я.
На какое-то время она смолкает, затем вздыхает:
— Нет, не готова.
Лия со вздохом отворачивается от парящей художницы и смотрит на противоположную сторону столовой горы.
— А там что?
Прежде чем я успеваю ответить, она вскакивает и быстрым шагом направляется к краю. Бросив напоследок взгляд на Эгги, я отправляюсь вслед за своей гостьей.
— То же самое! — разочарованно сообщает Лия, когда я настигаю ее, и сникает. — Только без Эгги. Я-то думала, может, здесь будет тропинка вниз.
Но ничего подобного тут нет, да и быть не может. Гора да бескрайнее небо — насколько хватает глаз.
Помолчав минуту-другую, Лия внимательно смотрит на меня и спрашивает:
— Так что это за место? — но стоит мне открыть рот, она вскидывает руку: — Я поняла, что оно у вас в голове. Но почему оно именно такое? Что в нем особенного?
— Наверно, у каждого есть личные демоны. Сюда я наведываюсь сражаться со своими. Это место я представляю себе во время медитаций. Будто нахожусь на такой вот горе буквально посреди неба, где ничто не может меня достать, а я никому не могу навредить.
— Вы считаете, что кому-то причинили боль?
Я помню, что она держит меня за собственного двоюродного брата, поэтому ограничиваюсь одной фразой:
— Да, я подвел людей.
Глаза Лии наполняются болью, она смотрит куда-то в сторону, затем произносит:
— Мне это тоже знакомо.
Какое-то время мы молчим. Я опускаюсь на землю — никак не могу прийти в себя после попытки поймать Лию. Забавно все-таки. Почему меня беспокоят физические недомогания, если я нахожусь в собственной голове?
Женщина устраивается на самом краю обрыва и принимается беззаботно болтать ногами. Меня это сильно напрягает.
— А Эгги здесь почему? Если это место для медитаций, существующее только в вашей голове, как она сюда попала? Случайно? Или ей каким-то образом удалось заглянуть в ваше личное пространство?
— Так она же мне и описала это место.
Лия вскидывает бровь.
— Это было очень давно, я еще только объявился в резервации. Эгги предложила мне вообразить какое-нибудь безопасное место, где я мог бы отдохнуть от своих нескончаемых тяжелых мыслей, сбежать от них. Мне ужасно долго ничего не приходило в голову, и тогда она рассказала про эту гору. Объяснила, что приходит посидеть на вершине, когда ей требуется обрести покой. Ну, дело в том, что избранное Эгги укромное место располагается посреди настоящих гор, но мне-то они были ни к чему. Мне требовалось убежище где-нибудь на краю мира, а лучше — за его пределами. И очень много безоблачного неба — как вы сейчас и видите.
— Теперь-то наверняка жалеете, что не воспользовались задним двором своего дома! — Лия весело улыбается.
Я окидываю мысленным взглядом изученную до последней травинки лощину между пещерой и трейлером:
— Да, было бы неплохо…
— А как Эгги попадала в то свое место?
— Поднималась по тропинке, которая зигзагом ведет к вершине.
Лия подается вперед, смотрит вниз между колен и спрашивает:
— Вроде такой вот?
Я поднимаюсь и подхожу к ней поближе, она тоже встает.
— Никакой тропинки я не вижу, — недоумеваю я.
— Присмотритесь повнимательнее.
Я послушно вглядываюсь вниз, и тут Лия во всю прыть бросается к противоположному краю, туда, где внизу парит Эгги. Женщина моложе меня, да к тому же в кроссовках. Поэтому, когда до меня доходит, что у нее на уме, она успевает пробежать половину расстояния.
— Лия, нет! — кричу я.
Я бросаюсь за ней, но где мне ее догнать! Она на миг замирает над обрывом и, вытянув вперед руки, сигает вниз, как с трамплина.
— Бля…! — захожусь я.
Я понимаю, что опоздал. Лия уже мертва. Тем не менее, отчаянно топая ботинками по камню, ускоряюсь, и вдруг…
12. Томас
Последнее, что Томас хотел бы увидеть, так это парочку сцепившихся майнаво. Беда в том, что Калико окончательно вышла из себя, а Консуэла явно не собиралась давать