Министерство будущего - Ким Стэнли Робинсон

Даешь «Половину Земли»!

Современная денежная теория (СДТ) – это в некотором роде привязка кейнсианской экономики к климатическому кризису. В ее основании лежит аксиома: экономика должна служить людям, а не люди – экономике. Из этого вытекает, что целью государственной политики, формулирующей и принуждающей выполнять экономические законы, должна быть полная занятость. Гарантированность работы (ГР) – центральный момент в представлениях СДТ о качественном управлении. Любой, желающий работать, должен получить работу от государства, «работодателя последней надежды»; всем общественным работникам должна выплачиваться заработная плата, покрывающая жизненно важные расходы; во избежание оттока рабочей силы частный сектор был бы вынужден поднять нижний предел своих зарплат до такого же уровня.

СДТ повторяет довод Кейнса, что правительства не воспринимают долги так, как их воспринимают физические лица, ведь государства сами эмитируют свою валюту и способны напечатать больше денег, не вызывая инфляцию; качественное смягчение (КС) после краха 2008 года, несмотря на мощный рост денежной массы, показало, что цены не пошатнулись. Поэтому СДТ рекомендует активно стимулировать освоение средств в форме углеродного качественного смягчения (УКС) с одновременной гарантией рабочих мест. И то, и другое должно служить декарбонизации человеческой цивилизации и поддержанию устойчивого баланса биосферы, единственной системы жизнеобеспечения человечества.

Критики СДТ, иногда расшифровывающие ее название как «смехотворная денежная теория», указывают, что Кейнс ратовал за увеличение бюджетных затрат в периоды экономического спада и за их сокращения в периоды экспансии, когда государство собирало достаточно налогов для финансирования расходов на случай очередного кризиса. Отказываться от контрциклического резервирования и считать деньги бесконечным ресурсом – ошибка, говорили критики, ибо между ценой и стоимостью существует реальная связь, как бы ее ни искажали различные исторические силы. Кроме того, обеспечивая полную занятость, правительство тем самым будет устанавливать минимальный уровень заработной платы, и когда это вызовет инфляцию, а правительство попытается погасить ее с помощью регулирования цен, в итоге оно будет устанавливать и зарплату, и цены, взяв на себя полный контроль над экономикой. В таком случае деньги можно упразднить совсем и перейти на компьютерные расчеты производства всего необходимого, как в книге «Красное изобилие», другими словами – к коммунизму. Почему бы это не признать и не отправиться туда прямиком, минуя промежуточные этапы?

Находились такие, что отвечали: да, почему бы и нет?

Защитники СДТ возражали, что хотели бы сохранить накопленный опыт обычной экономики в качестве общественной науки для политического анализа, в то же время переориентировав экономику на благо человека и биосферы путем пересмотра политических воззрений и теории денег таким образом, чтобы они помогали цивилизации пройти через сужающиеся ворота кризиса. Экономика – инструмент для оптимизации деятельности по достижению целей, а цели можно и нужно корректировать. Сторонники СДТ признавали, что предлагают не просто подлатать капитализм, а перейти к политэкономии нового типа. Кейнс с плюсом, теоретические или скорее практические находки, помогшие преодолеть кризис 2020 года, теория и практика, внедрившие и оплатившие «Новую зеленую сделку», этот ранний залп войны за планету, – все это хорошо, но этого мало. Теперь необходимо задуматься над поиском путей выхода из кризиса биосферы, в чем ортодоксальная экономическая наука ни капли не помогает, она зациклилась на прежнем анализе капитализма, как если бы капитализм был единственно возможным политическим строем. Из-за этого экономическая наука застыла как олень в свете фар стремительно приближающегося автомобиля.

Немало правительств поверили в СДТ и решили попробовать. В конце тридцатых годов это вызвало к жизни множество политических решений, которые одни считали признаком прогресса, а другие – безрассудными фантазиями. Ровно век назад такой же раскол мнений был вызван политическими новациями Кейнса, и многим наблюдателям было любопытно следить за дальнейшими шагами – повлечет ли за собой аналог событий тридцатых годов двадцатого века повторение событий сороковых годов, но уже в сегодняшнее время, или катастрофы удастся избежать.

Каждый день для Фрэнка был на одно лицо. Он не вел календаря и не следил за днями недели. Время от времени – примерно раз в месяц – его навещали Сирин с младшей дочерью. Мэри Мерфи приезжала чаще – каждую неделю или две. Фрэнк решил, что ее офис где-то рядом.

В тюремной столовой кормили по-швейцарски солидно. Он немного набрал вес. За едой обычно читал взятую в библиотеке книгу, иногда – газету на английском, которая выходила раз в неделю в Париже. В тюремной библиотеке было много книг на английском языке, он читал их без разбора: Джон Ле Карре, Джордж Элиот, Диккенс, Джойс Кэри, Сименон, Даниель Дефо. «Робинзон Крузо» его развеселил. Повезло парню, раз смог раздобыть все нужные припасы в обломках корабля. Не так уж плохо устроился. Чем-то Фрэнк напоминал героя книги, он тоже выброшен волной на чужой остров и вынужден обходиться чем бог послал.

В восемь утра он обычно садился в фургон, развозивший заключенных по городу. Фрэнк по-прежнему ездил в лагеря беженцев. Всякий раз ему становилось немного не по себе, но он упорно продолжал поездки. Один из терапевтов говорил о привыкании, может, так оно и было – повернись лицом к тому, что тебя тревожит, прими вызов. Одна из книг была написана африканцем, который в начале двадцатого века отправился к берегам Гренландии и жил в поселке инуитов. Их тогда звали эскимосами. Автор подслушал поговорку, которую местные жители произносили, когда рыбаки не возвращались из моря или умирал ребенок. А еще когда настигали голод, болезни, полынья, мороз или белый медведь. Трагедий у них было хоть отбавляй. Несмотря ни на что, эскимосы не вешали носа. Поговорка гласила: «Повернись лицом к Нарсуку» – что означало «никогда не унывай». Как бы плохо ни приходилось, инуиты считали неуместным проявление печали или скорби. Они смеялись над бедами, вышучивали неудачи. Поворачивались «лицом к Нарсуку».

Такой подход никому не помешал бы. Как-то раз, работая на раздаче еды и заметив краем глаза расстроенное лицо беженца в очереди, Фрэнк понял: практически все на свете пережили какую-нибудь травму, а некоторые еще переживают. Его клиентов избивали, обстреливали, бомбили, выгоняли из домов, они видели смерть. Все они, добираясь сюда, проделали отчаянное путешествие, спали на земле, голодали. Теперь беженцы находились в новом месте, где их, возможно, ждали новые испытания, не только плохое, но и хорошее. К людям надо относиться терпеливо, видеть в каждом личность. Возможно, когда-нибудь они преодолеют свою травму. С ними нужно разговаривать.

Фрэнк редко вступал в разговоры, а когда вступал, начинал мямлить. Кое-как задавал вопросы и выслушивал ответы. Как бы плохо беженцы ни говорили по-английски, Фрэнк говорил на их языках еще хуже. Обитатели лагеря использовали английский язык как молоток, вколачивая смысл сказанного. С их языка подчас срывались на удивление точные и экспрессивные выражения. Иногда беженцы рассуждали как герои Дефо. Один как-то сказал: «Положение внезапно стало внезапным». Одна девочка воскликнула: «Как уголубело небо!»