Пропавшая - Майкл Роботэм

– А это не может подождать до утра?

– Нет.

Еще одна долгая пауза.

– Встретимся у «Отто» в шесть.

Кафе «Отто» находится между букмекерской конторой и прачечной на западном конце Элджин-авеню. Клиентура субботним утром состоит в основном из таксистов и водителей доставки, заправляющихся кофе и углеводами на предстоящий день.

Я жду у окна. «Новичок» Дэйв появляется вовремя, перепрыгивая по дороге через лужи и кучи собачьего дерьма. В неглаженой рубашке и с нерасчесанными волосами он выглядит под стать мне.

Заказав кофе, он вынимает из кармана клочок бумаги, но не дает мне его.

– Во-первых, ответь мне на несколько вопросов. У Джерри Брандта были паспорт и права на имя Питера Брэннигана. Последние три года он владел баром в Таиланде. Парень бедный, откуда у него такие деньги?

– Наркотики.

– Я тоже так подумал, но в Интерполе и службе по борьбе с наркоторговлей на него ничего нет.

– Он вернулся в страну около двух месяцев назад. По словам его дяди, искал спонсоров.

– Это объясняет, почему они потребовали выкуп. Паб Рэя Мерфи тоже переживал не лучшие времена.

– Что ж, из-за этого их убили. Специалисты по баллистике сравнили пулю из тела Брандта с той, что нашли в теле Рэя Мерфи. Один ствол.

Дэйв смотрит на часы:

– Я должен ехать в больницу. Хочу быть там, когда Али проснется.

Он отдает мне листок бумаги.

– Шесть лет назад Кирстен Фицрой давала показания в Королевском суде Саутуорк. Свидетельствовала в пользу Хизер Уайльд, которую обвиняли в содержании борделя и получении нетрудовых доходов.

Я помню тот случай. Хизер держала свинг-клуб в доме в Брикстоне. У нее был свой сайт, «Уайльд таймс», но она утверждала, что никто никому не платил денег, следовательно, это была не проституция.

Где именно в Брикстоне? На Дамбартон-роуд.

Моя память снова восторжествовала. Это проклятие.

Посредине стены из беленого кирпича располагается единственная дверь, на которой нет ни ящика, ни номера. Трехэтажный фасад украшает дюжина двустворчатых окон, серых от грязи.

Я не знаю, здесь ли Кирстен. Дом выглядит пустым. Мне надо все проверить самому, слишком рискованно звонить в полицию после того, что случилось с Джерри Брандтом.

Дождь оставил дорожки воды на капотах машин, припаркованных по обеим сторонам улицы. Проходя по тротуару, я миную прикованные к забору велосипеды и переполненные мусорные ящики, тщетно ожидающие, что их вывезут.

Стучу и жду. Соскальзывает засов, щелкает замок, и дверь приоткрывается на какую-то пару дюймов, так что я с трудом могу разглядеть хмурое лицо женщины далеко не первой молодости. Сквозь узкую щель она осматривает меня с головы до ног.

– Миссис Уайльд?

– Вы знаете, который сейчас час?

– Я ищу Кирстен Фицрой.

– Никогда о такой не слышала.

Через ее плечо я вижу узкую прихожую и тускло освещенную гостиную. Когда женщина пытается закрыть дверь, я неожиданно двигаюсь вперед. Отшатнувшись, миссис Уайльд роняет телефон.

– Я не хочу никаких неприятностей. Просто выслушайте меня. – Я помогаю ей поправить столик и собираю телефонные книжки.

От Хизер Уайльд пахнет застарелым табаком и духами. Ее губы скрыты под толстым слоем яркой помады. Груди, втиснутые в атласный халат, напоминают дыни. Даж всегда говорила, что можно определить, что дыня спелая, если она чуть беловатая. Видите, как работает моя память?

В гостиной почти вся мебель затянута чехлами, кроме плетеного кресла у камина и складного столика с вычурной лампой. На столике также располагаются открытая книга, коробка с сигаретами, пепельница, полная окурков, и зажигалка в виде Венеры Милосской.

– Как давно вы общались с Кирстен?

– Я же сказала, что никогда о ней не слышала.

– Передайте ей, что у меня ее бриллианты.

– Какие бриллианты?

Я легко разжег ее любопытство.

– Те, из-за которых она чуть не умерла.

Миссис Уайльд не предложила мне присесть, но я все равно сажусь, стянув чехол с кресла, и продолжаю рассматривать хозяйку. Ее кожа везде, кроме шеи и тыльной стороны рук, суха и почти прозрачна. Взяв сигарету, Хизер разглядывает меня сквозь пламя зажигалки.

– У Кирстен большие неприятности, – объясняю я. – Я пытаюсь ей помочь. Мне известно, что она ваша подруга. Я думал, что она могла прийти к вам, когда ей понадобилось место, где можно отсидеться.

Дым кольцами поднимается с ее губ.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Я оглядываю комнату: темные бархатные обои и барочная мебель. Если и есть место более удручающее, чем бордель, так это бывший бордель. Он словно впитывает в себя всю ненависть и разочарование, пока не становится таким же усталым и изношенным, как и половые органы его работниц.

– Как-то давно Кирстен сказала мне, что никогда не перешла бы дорогу Алексею Кузнецу, а если перешла бы, то села бы на первый авиарейс в Патагонию. Она пропустила свой рейс.

Имя Алексея заметно поколебало спокойствие Хизер Уайльд.

– Разве Кирстен вам не рассказывала? Она пыталась его обокрасть. Вы должны понимать, в какой она сейчас опасности. – Я выдерживаю паузу. – В какой опасности вы обе.

– Я ничего не сделала.

– Я уверен, что Алексей это поймет. Он разумный человек. Я видел его только вчера. Предложил ему сделку: бриллианты стоимостью два миллиона в обмен на жизнь Кирстен. Он отказался. Он считает себя человеком чести. Деньги не имеют для него значения, как, впрочем, и оправдания. Но если вы не видели Кирстен, то все в порядке. Я так ему и передам.

С ее сигареты падает пепел – прямо на халат.

– Я могла бы поспрашивать. Вы говорили о деньгах.

– Я говорил о бриллиантах.

– Я могла бы помочь найти ее.

– И я назвал бы вас гуманисткой.

Она кривит верхнюю губу.

– А вы что, не видите лимузина у подъезда?

Ее веки кажутся притянутыми ко лбу с помощью проволочек. Я слышал, что это называется кройдоновым лифтингом: волосы поднимают так высоко, что подтягивается все лицо.

Вытащив кошелек, я достаю три двадцатки. Она пересчитывает их взглядом.

– В Тоттенхэме[117]есть клиника. Ее взяли туда. Там дорого. Но тихо.

Я кладу в стопку еще две двадцатки. Она хватает деньги, и они исчезают у нее под халатом, как по волшебству. Потом она наклоняет голову, словно прислушиваясь к шуму дождя.