Поцелуй обмана - Мэри Пирсон

Командир нагнулся вперед, замахнулся, чтобы ударить меня, но его остановил Каден взмахом руки.

– У нее горе, чивдар. Не взыскивай с нее строго за эти слова. Один из убитых – ее брат.

Я пустила коня немного вперед и, поравнявшись с командиром, посмотрела ему в глаза.

– Итак, я повторяю, чивдар. Я предам их земле.

– Всех? Ты собираешься закопать всех этих мужчин? – Он расхохотался. По рядам его войска тоже прокатился смех. – Кто-нибудь, принесите принцессе лопату. Пусть копает.

* * *

Я стояла на коленях среди поля. Первым долгом нужно было вознести молитву о мертвых, пока их тела еще не остыли. Традиция, которых я так избегала, сейчас была единственной моей поддержкой. Я воздела руки к богам, но моя песнь была не совсем той, которую я помнила с детства. Она текла и изменялась, в ней слышались отзвуки другого наречия, того, понять который могли только боги и мертвые, того, что исходил от крови и души, наречия истины и времени. Мой голос окреп, он вздымался, оплакивал, он несся наперекор ветрам и становился их частью, сплетая песнь из тысяч лет и тысяч слез. Не только мой голос заполнял долину – то был плач всех матерей, сестер и дочерей давно прошедших времен. Это поминовение слышали и высокие небеса, и окровавленная земля, песнь презрения и любви, горечи и милосердия, молитва, сотканная не только из звуков, но также из звезд, и праха, и вечности.

– И да будет так, – закончила я, – во веки веков.

Я открыла глаза. Солдаты, забыв о своих делах, окружили и разглядывали меня. Я поднялась с колен, взяла лопату и прежде всего направилась к Вальтеру. Каден остановил меня на полпути.

– Лия, смерть безжалостна и ужасна. Разве ты хочешь запомнить его таким?

– Я запомню его именно таким. Я буду помнить их всех. Я никогда не забуду. – Я вырвала у него руку.

– Я не могу тебе помочь. Хоронить неприятеля равносильно измене. Это бесчестит наших собственных павших воинов.

Я прошла мимо него, не ответив, и обошла несколько тел, переступая через отрубленные конечности, пока не нашла Вальтера. Упав на колени, я нежно отвела прядь волос у него со лба. Я закрыла ему глаза и поцеловала его в щеку, прошептав для него отдельную молитву, пожелав ему счастливого пути, потому что скоро он снова обнимет Грету и, если боги будут милостивы, возьмет на руки их нерожденное дитя. Коснувшись губами его лба, я медлила, не желая разлучаться с ним, понимая, что это – последнее прикосновение.

– Прощай, милый принц, – шепнула я, наконец.

А потом поднялась на ноги и начала копать.

Все разговоры среди солдат затихли, все молча смотрели на нее. В отличие от меня, никому из них не приходилось видеть аристократов раньше, не говоря уж о принцессах. Лия даже близко не напоминала пухлую капризную неженку из их фантазий. Шло время, и один за другим все они, даже самые ожесточенные, подходили, садились и смотрели, привлеченные сначала ее леденящей кровь песнью, звуки которой заполнили собой долину, а потом мрачной неотступностью, с которой она копала, лопата за лопатой.

На то, чтобы выкопать первую могилу, у нее ушло три часа. Это была могила ее брата. Лия стащила попону с его мертвого коня, обвязала тело брата и потянула к яме. Я услышал, как Финч шумно сглотнул, Эбен облизал пересохшие губы. Никто из нас не испытывал ни малейшего сочувствия к убитым, и все же это было невыносимое зрелище – то, как она целует своего убитого брата, а потом пытается справиться с весом его тела.

Гриз – они с Маликом подъехали позже – отошел в сторону, не в силах смотреть. Я не мог уйти. Большинство не смогли. После брата она подошла к следующему убитому, благословила его, преклонив колени, и стала копать могилу, лопата за лопатой выбивая яму в твердой земле. Этот солдат лишился руки, и я смотрел, как Лия искала ее и вытащила из-под трупа лошади. Прежде чем завернуть мертвеца в попону, она положила руку ему на грудь.

Надолго ли у нее хватит сил? Вот она споткнулась и упала, и я подумал, что у нее не будет сил подняться, но она поднялась. Солдаты вокруг меня начали ёрзать и перешептываться. Они косились в ее сторону и хрустели пальцами. Один чивдар стоял неподвижно, скрестив руки на груди.

Лия закончила копать третью могилу. Прошло семь часов. Она стерла руки, и черенок лопаты были окровавлен. Подойдя к телу четвертого солдата, Лия встала на колени.

Я поднялся, неторопливо подошел к повозке, груженой боеприпасами и инструментами, и взял себе лопату.

– Я собираюсь вырыть несколько ям. А если она решит положить в них трупы – дело ее.

Солдаты, стоявшие неподалеку, глядели на меня с ошарашенным видом, но не промолвили ни слова. Рытье ямы предательством не было.

– И я тоже, – Финч подошел и схватил еще одну лопату.

Солдаты сбоку от чивдара неуверенно переводили взгляд с нас на него, потом потянулись за мечами.

Чивдар помахал рукой.

– Оставьте их в покое, – крикнул он. – Если морриганская потаскуха желает стереть себе пальцы до кости, это всех нас только позабавит. Но я не хочу торчать здесь всю ночь. А если этим глупцам приспичило копать ямы, пусть себе копают.

Чивдар отвернулся. Если бы ему просто надоело зрелище, он мог бы мгновенно все прекратить. Лия был пленницей и врагом Венды – но ее жуткая пронизывающая песнь, видимо, пробудила даже в нем страх перед богами, потому он и позволил ей довести дело до конца.

К нам присоединились Гриз и Эбен, а также – к неудовольствию чивдара – семеро его солдат. Похватав пики, топоры и все, что было под рукой, мы начали копать ямы рядом с павшими.

Мы провели ночь в долине невдалеке от того места, где были захоронены останки убитых, а наутро тронулись в дорогу. До Венды оставалось три дня пути. Теперь мы двигались в сопровождения пышного эскорта – батальона из четырехсот солдат. Или шестисот? Числа больше не имели значения. Я не смотрела по сторонам и ехала, опустив голову. Перед собой я видела круп жеребца Эбена. Он все сильнее хромал, припадая на переднюю ногу. Я сомневалась, что в таком состоянии он дотянет до Венды.

У меня капало с одежды. Всего час назад я, полностью одетая, зашла в реку, бегущую вдоль долины. Я не ощутила прикосновения воды к коже, но увидела, как на ней выступили мурашки. Я долго стояла, позволяя воде промыть мою окровавленную одежду. Кровь Вальтера и кровь тридцати мужчин лентами стелилась по воде, и та несла ее назад, к дому. Мир всегда будет помнить, даже если забудут люди. Неподалеку от брата я нашла Гэвина, лежавшего ничком. Его легко было опознать по густой рыжей шевелюре, а вот узнать Авро или Сирила оказалось не так просто – только их преданность брату, с которым они были неразлучны, заставляла меня думать, что и они полегли здесь. Мертвое лицо, когда смоешь кровь, становится жестче, все его черты заостряются – деревянная маска, обтянутая серой кожей.