За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году - Андрей Пржездомский

— Алло! — с раздражением проговорил Кузин. — Говорите!

— Олег Юрьевич! — наконец раздался голос.

«Опять они!» — холодея, Кузин узнал голос Анатолия Алексеевича, которого уже несколько раз в этом году снабжал служебной информацией. Прошло около месяца, как Олег встречался с ним последний раз в Измайловском парке, где дрожащими руками передал вложенные в газету листы с выписками из секретных документов. Понимая уже, что влип в очень опасную историю, Кузин теперь не знал, как освободиться от возникшей зависимости. Несколько раз ему приходила в голову мысль все рассказать своему начальнику отдела, но каждый раз он отгонял ее от себя. «Посадят! Как пить дать посадят!» — со страхом думал он.

Иногда Кузину в голову приходила шальная мысль напроситься на прием к руководству шавка, чтобы рассказать о том, как он, на свой страх и риск, вступил в контакт с преступниками или, быть может, даже шпионами. Что он все заранее спланировал, как учили в Высшей школе, и теперь готов принять участие в оперативной игре, в ходе которой будет раскрыта целая шпионская сеть. Но и тут сомнения обуревали его: «Не поверят! Точно не поверят!» Он искал выхода из капкана, в который загнал себя сам, и не находил. И вот теперь очередной «их» звонок.

— Олег Юрьевич! Говорят, вы приболели? Что с вами? Что-нибудь серьезное? — От этих вопросов, в которых Кузину чувствовалась явная издевка, его даже перекосило. Но он сдержался и как мог спокойнее ответил:

— Здравствуйте Анатолий Алексеевич! Да ничего! Так, простуда!

— Может лекарства какие нужны?

— Нет, спасибо! У меня все есть!

— Ну вы, я надеюсь, не лежачий больной? — Кузин снова уловил в голосе собеседника иронию.

— Э… Как сказать… Температура есть… Кроме того…

Но звонивший не дал Олегу договорить:

— Олег Юрьевич, я жду вас на старом месте ровно через полтора часа. Договорились? — Теперь голос на том конце провода был жестким и не терпящим возражений.

— Анатолий Але…

— До встречи!

В трубке раздались короткие гудки.

«Ну вот! Опять! Они меня взяли на крючок, и теперь мне от них не оторваться!» — с тоской подумал Кузин.

— Олежка, что, вызывают на работу? — сочувственно спросила жена.

Понимая всю безвыходность своего положения, Кузин даже не нашел сил что-либо ответить жене. У него даже не нашлось привычных грубых слов, которые он бросал ей всякий раз, когда ему казалось, что она вмешивается в его дела. Он только с тоской посмотрел на жену, потом перевел взгляд на часы. Времени было в обрез, чтобы добраться до Измайлова.

«Странно, что за спешка такая! «Жду через полтора часа!» Прям горит у них там все!» — с раздражением подумал Кузин. — «А может, правда горит?» — И стал собираться.

22 августа 1991 года, день.

Москва. Северное Измайлово

— Олег Юрьевич, это наш очень хороший друг, можно сказать, компаньон нашей фирмы! — представил Кузину молодого человека, по возрасту его ровесника.

Улыбаясь, тот протянул руку Олегу:

— Зовите меня Борисом.

— Кузин, — без особого энтузиазма проговорил Олег.

Анатолий Алексеевич, видя кислое лицо Олега, проговорил:

— Ну что же вы, Олег Юрьевич! Не надо расстраиваться! У нас впереди — блестящие перспективы! Борис наш очень хороший друг и надежный товарищ. Вы можете быть с ним откровенны так же, как со мной. А я… — начал он фразу, затем посмотрел на Бориса и, когда тот кивнул, продолжил: — Я вас оставлю. Думаю, вы сами договоритесь обо всем!

— Но Анатолий Алексеевич, я еще не поправился… — попытался возразить Кузин. Однако Анатолий Алексеевич, пожав обоим руки, быстрым шагом направился к машине, стоящей около ряда гаражей, притулившихся у бетонного забора, за которым начинался Измайловский лес.

— Олег… Вы разрешите — я буду называть вас Олегом. Так проще. Мы же, наверное, почти одногодки? Ты какого года? — взял в свои руки инициативу Борис.

— Пятьдесят второго, — нехотя ответил Кузин и посмотрел на собеседника. Он не любил панибратства и не очень легко переходил на «ты» с незнакомыми людьми. Тот был высокого роста, гораздо выше Олега. Беглого взгляда хватало для того, чтобы заметить его атлетическое телосложение — широкие плечи, мускулистые руки, прямую спину. Вместе с тем густые, но короткие, торчащие в стороны волосы, выступающий вперед нос с вогнутой спинкой придавали ему поразительное сходство с ежом. Кузин отметил это довольно быстро и он сразу про себя назвал этого человека «ежом».

— А я пятьдесят четвертого! — в свою очередь ответил Борис и добавил: — На два года моложе! Но ты, Олег, на два года мудрее! Ну ладно, давай о деле!

— О ка-каком… деле? — Кузин снова почувствовал, как комок страха подкатывает горлу, отчего сразу пересохло во рту и ноги стали как будто из ваты.

— Слушай, ты соображаешь вообще, что происходит?

— Что?

Еж криво усмехнулся. Потом в упор посмотрел на Олега и четко произнес:

— Кончат вас теперь, чекистов-то!

— Как «кончат»?

— Ну как кончат? Демократия победила! Все гекачеписты сам знаешь, где теперь! Кто на нарах, кто… — он сделал рукой движение вверх, — кто уже того… на том свете. Всех, кто им помогал, тоже арестуют. А кто — главная опора ГКЧП? КГБ! Это известно всем! Так что, Олег, судьба ваша незавидна!

— А при чем тут я? — воскликнул Кузин. — Я-то при чем? Я вообще ни в чем не участвовал! Я на бюллетене! Я болен! У меня температура высокая!

— Да теперь ты знаешь куда можешь запихнуть свой бюллетень? Знаешь?

Кузин смотрел на Бориса расширенными от страха глазами, еще до конца не понимая смысла того, что говорит этот парень, похожий на здоровенного ежа.

— Да я уже давно хотел уволиться из…

— Хотел! Ну и что ж, что хотел! Ведь не уволился же! Все, кто хотел, уволились! Калугин, например!

— Да Калугина уволили, а не он сам!

— Ну, не важно! Главное не в этом! Теперь будет принят закон о люстрации и…

— Что — «и»?

— И всех чекистов погонят. Кого не посадят в тюрьму, тех прогонят отовсюду. Вы будете зарабатывать на жизнь мусорщиками, уборщиками всякими… Дерьмо возить будете! Понятно?

Кузин живо представил себе, как он едет на повозке, управляя лошадью, и везет бочку с нечистотами, а все прохожие, зажимая носы, плюют в него и выкрикивают что-то презрительно-унизительное. То ли эта картина навеивалась какими-то детскими впечатлениями, то ли ее рисовала игра его воображения. Может быть, впервые он воочию почувствовал, что опасность подкралась к нему так близко. «Дурак! Дурак! Почему я не уволился раньше! Действительно, теперь после провала ГКЧП в первую очередь расправятся с чекистами! Что же делать? Что же делать?»