Вирус убийства - Барри Мейтланд

Лицо Бимиш-Невилла стало белым как мел, являя собой разительный контраст с его иссиня-черными волосами и бородкой.

— Вы не можете… не смеете требовать от меня этого.

И опять у Кэти сложилось впечатление, будто он говорит и действует, повинуясь какому-то другому, ранее разработанному сценарию.

Брок нахмурился и, наклонившись к доктору, хрипловатым от напряжения голосом произнес:

— И могу, и смею. Более того, я также думаю, что могу до некоторой степени понять, в каком состоянии вы находились… и находитесь. Полагаю, что словосочетание «сильный стресс» характеризует его наилучшим образом.

— Боже правый! — Бимиш-Невилл наклонился над столом и обхватил голову руками. — «Сильный стресс!» — эхом откликнулся он. — Невероятный стресс! Непереносимый стресс! — вот как это называется. Но, повторяю, вы не можете ничего от меня требовать. Ведь вы знаете, что я, возможно, единственный из всех, кто не мог этого сделать.

Кэти ломала голову, пытаясь его понять.

Бимиш-Невилл застонал и неожиданно сел на стуле прямо.

— Сильный стресс всегда имеет долгую историю, — сказал он уже более спокойным голосом. — И вы, Дэвид, об этом знаете — вспомните хотя бы свое плечо. Стресс — это как память. Он связывает отдельные части нашей жизни воедино. Несчастливые части, части с неразрешенными проблемами. Вам может представляться, что вы свыклись, примирились кое с чем в вашей жизни, но на самом деле вы лишь закупорили сосуд с ядом, который, впрочем, протекает, отравляя ваше существование и способствуя наращиванию стресса. А потом происходит нечто, от чего сосуд лопается, яд растекается и становится страшным оружием.

Мысль о том, что у Бимиш-Невилла что-то случилось с головой, посетила Брока и Кэти почти одновременно и вызвала у них некоторое смущение.

— Одна смерть ведет к другой, — продолжал говорить доктор, — а потом к следующей.

«Три смерти?» — подумала Кэти и почти синхронно с этой мыслью автоматически произнесла:

— Мертвый ребенок Лауры…

Бимиш-Невилл болезненно сморщился, как если бы она ткнула его ножом.

Повернувшись к ней, он спросил:

— Это она вам сказала?

Когда Кэти кивнула, Бимиш-Невилл заметно расслабился. Казалось, с его плеч упал какой-то тяжкий груз. Посмотрев на нее, он сказал:

— Ну, тогда вы знаете…

Потом, глотнув для подкрепления сил воды из стоявшего на столе стакана, он заговорил снова:

— Вы должны понимать, как тяжело она все это переживала. Ведь она потеряла ребенка в самом конце беременности, да еще после всех этих трудностей с моей первой женой. — Он говорил так, будто все еще не верил в то, что произошло. — Но я знал, что она сильная женщина и что ее мучения кончатся, когда она снова забеременеет. Но этого так и не случилось…

Кэти перебила его:

— Надеюсь, вы понимаете, доктор, что я записываю этот разговор? — Сказав это, она выложила на стол маленький диктофон.

Бимиш-Невилл согласно кивнул.

— Я только хотел объяснить вам подоплеку. Стресс был ужасный. Откуда Петроу узнал о ребенке после всех этих лет, я не имею представления. Но это было в его стиле. Он умел входить к людям в доверие; любил копаться в чужих жизнях и выведывать чужие тайны. А затем он использовал добытые им знания, забавляясь с ними, как глупый ребенок забавляется с огнестрельным оружием. Но то, что он пытался использовать это против Лауры, простить было невозможно.

Он покачал головой и погрузился в мрачное молчание. Должно быть, вспоминал о чем-то таком, что произошло шесть месяцев назад.

— Я вас понимаю. — Кэти стремилась подхлестнуть его исповедь и направить в нужное ей русло. — Вероятно, тогда вы почувствовали, что просто обязаны что-то сделать.

Но он не сказал ни слова и лишь беспомощно взмахнул руками.

Кэти подумала, что с тех пор, как она видела доктора в последний раз, он сильно изменился, и эти изменения показались ей обескураживающими. Хотя он сохранил и прежний гипнотический взгляд, и манеры доминирующей личности, ей все никак не удавалось схватиться с ним по-настоящему. Всякий раз он словно выскальзывал из ее хватки.

— Почему бы вам, доктор, не рассказать нам, что произошло здесь в воскресенье 28 октября прошлого года, — мягко, будто обращаясь к тяжелобольному, попросила она.

— Не вижу причины. Если вы разговаривали с ней, то…

— Нам хотелось бы узнать вашу версию событий, Стефан, — вступил в разговор Брок. — Итак, когда вы в последний раз встретились с Петроу?

— Э… — Секунду казалось, что он не сможет этого вспомнить, но в следующее мгновение он продолжил: — Я встретился с ним утром, когда пришел в большой дом интервьюировать вновь прибывших пациентов.

— Расскажите нам об этом.

— Я вышел из своего коттеджа в десять или чуть позже, вошел в дом через дверь полуподвала и встретил в коридоре Петроу, который направлялся в гимнастический зал. Этот зал стал своего рода… его притоном. — Последнее слово доктор выделил ударением. — Он попросил меня уделить ему несколько минут для частного разговора, впустил меня в зал и захлопнул тяжелую дверь. Я почувствовал себя не в своей тарелке, и он сразу же это понял. Я и прежде замечал, как точно он улавливал чувства других людей. Это истинный дар, особенно для терапевта, потому-то я и взял его на работу. По крайней мере это была одна из причин. Но он использовал этот дар во вред — старался показать вам, что способен читать даже самые заповедные ваши мысли.

Кэти понимала, что в устах Бимиш-Невилла это признание дорогого стоит.

— Он сообщил мне весьма странные вещи. Я просто не знал, как на все это реагировать. Он сказал, что намеревается открыть в Лондоне «Клуб здоровья» и хочет, чтобы я поддержал его в этом начинании и оказал ему всевозможную помощь. Чем дольше он говорил, тем меньше я находил смысла в его речах. Его квалификация и опыт были, само собой, весьма ограниченны, но то, что он имел в виду, представляло собой скорее место встреч или развлекательное заведение — и это в лучшем случае. Он также хотел, чтобы я назвал этот клуб своим именем и стал его номинальным директором. Более того, он хотел, чтобы я убедил своих пациентов посещать его, и даже выразил надежду, что я буду в него инвестировать!

Какое-то время я слушал всю эту чушь, но потом попросил его остановиться. Я сказал ему, что не желаю иметь ничего общего с такого рода заведением, а затем высказал ряд серьезных замечаний относительно его деятельности в Стенхоупе. Мне не нравился его подход к делу, в частности, легкомысленная манера заигрывать с пациентами. Лаура не раз мне об этом говорила, но я неприятный разговор с ним все время откладывал. А между тем он начал гнуть свою линию в клинике и игнорировал все наши инструкции и порядки. Проблема заключалась в том, что у него имелось значительное количество почитателей среди пациентов, а также среди обслуживающего персонала. Однако несмотря на это, я дал ему понять, что его взгляды и отношение к делу никак не соотносятся с духом Стенхоупа и даже прямо ему противоположны.