Стража Лопухастых островов - Владислав Крапивин

«И перепилил?»

«Да… Ему пришлось повозиться, но он был упрямый, и в конце концов бревно толщиной с самого Окки-люма оказалось перерезано. Однако этого Кузнечику было мало. У него в голове уже вертелась смутная догадка, и он принялся пилить крепкое бревно снова — недалеко от первого среза. И в конце концов получил деревянный диск шириною в ладонь…»

«Это и было первое в мире колесо?!»

«Конечно… Сперва Окки-люм просто катал его, гонял перед собой и радовался, как ловко эта круглая штука прыгает по тропинкам и пригоркам. Потом проковырял в диске середину и вставил в дыру прочную палку. Он становился на эту палку, привыкал держать равновесие и в конце концов научился ездить…»

«Как я? То есть как мы с тобой!»

«В точности так же… Правда, колесо Окки-люма было не такое аккуратное, а дороги для катанья не такие ровные, как нынче, но все-таки у них получалось…»

«А созвучие между ними было?»

«Разумеется! Как у нас с тобой! Они разговаривали… Именно колесо подсказало Кузнечику, как можно не только развлекаться, но и приносить племени пользу. Посоветовало, чтобы он к концам оси привязал две палки, а на них укрепил плетеную площадку. Получилась тачка. И когда строили на ручье запруду для ловли усатых рыб ши-кулака, Окки-люм легко возил на тачке такие тяжеленные камни, какие с трудом подымали взрослые здоровенные дядьки… И все хвалили Кузнечика, пока не случилась одна неприятность…»

«Наверно, Кузнечик с тачкой налетел на этого… на Ггу-шишигу!»

«Ггу-шишиму… Ты, Вася, догадливый. Только он не налетел, а наехал колесом на большой палец колдунской ноги. Тот все время следил за Окки-люмом, крутился под ногами, ну и вот…»

«Сам же виноват!.. Наверно, заорал, да?»

«Еще бы! Завыл, заплясал, ухватившись за ногу (камень-то на тачке был ого-го какой!), закричал, что это коварные происки Гню-гню и самого Окки-люма, который спутался со злым духом… Ну, сперва колдуну не очень верили, но он был хитрый, принялся вести разговоры, показывать распухший палец, намекать, что и многие другие неприятности — засуха, лихорадка и недавнее солнечное затмение — тоже из-за Окки-люма. «Вы же видели, как наше божественное Мата-Лао оказалось почти полностью закрыто черным колесом!» Ну, и кончилось тем, что вечером перед хижиной Кузнечика уже приплясывала сотня мужиков и теток. Орали:

«Дурни первобытные!»

«Да не дурни, а просто толпа. И не в том дело, что первобытная. В наше время лучше что ли? Возьми всякие митинги, когда поорут, а потом идут машины переворачивать и витрины бить. Или этих психов-болельщиков на стадионах… Толпа, она всегда толпа, она уже не думает, на чьей стороне правда, ей надо только, чтобы показали, кого топтать и рвать на части… Хотели уже разломать хижину, отобрать у мальчишки колесо и бросить в костер. Но колдун Ггу-шишима сказал: «Не-ет, так нельзя! Надо, чтобы он сам отправил свою круглую зловредную выдумку в огонь! Чтобы все видели, что он раскаялся и очистился от зла!»

«А самого Окки-люма не хотели бросить в костер? Вместе с колесом…»

«Ну, нет. Тогда были все-таки не нынешние времена. Это сейчас научились стрелять, взрывать и сжигать больших и маленьких без разбора, а в ту пору такое делать еще не смели… Побить, правда, могли, и довольно крепко. Но пока только горланили: «Выходи, гыша-кнуха, а то хуже будет!»…»

«А что такое «гныша-кнуха»?»

«Ну… это, кажется, «сухая какашка». Такое тогда было самое обидное ругательство… А Окки-люм не выходил, страшно же. А главное — жаль колесо. И заступиться было некому. Были бы живы родители, тогда другое дело, отец мог пятерых одним махом раскидать по сторонам, а мама так бы вцепилась обидчикам в волосы!.. А теперь что? Он сжался в углу хижины и плакал, хотя колесо повторяло: «Не бойся…»

«А убежать не мог?»

«Слушай дальше. Наконец ветхий шалаш растрясли и разломали. Кузнечик оказался среди груды палок и сухой травы… И тогда он встал. С колесом у груди. Все примолкли. Он сказал «хорошо…» и пошел прямо к костру. И все расступались. Окки-люм шел все быстрее, потом побежал. Изо всех сил. И вот костер уже рядом… Окки-люм не бросил колесо в огонь! Он сделал отчаянный прыжок и перескочил костер. И помчался дальше… Пламя было высокое, Окки-люм обжег ноги, и по его куцей одежонке из клочка волчьей шкуры забегали искры. Но он не остановился ни на миг… Впереди был широкий, но мелкий ручей. В ручье отражался большой месяц с серебряными загнутыми рогами. От него по воде тянулась дрожащая светлая дорога. Все видели, как мальчик перешел ручей по этой дороге. И никто не кинулся за ним, потому что за ручьем начинался черный лес, куда ночью ходить никто не смел. В лесу водились гню-гню-кохи, мелкая нечисть, детки и внуки большого Гню-гню…»

«А они были на самом деле?»

«В ту пору были… Но Кузнечик вошел в лес, потому что колесо по-прежнему уговаривало его не бояться… Черные мохнатые гню-гнюшата в самом деле мельтешили среди таких же черных деревьев, но близко не совались. А вскоре сквозь темноту от месяца пробился прямо к Окки-люму прямой тонкий луч. Он был похож на серебристый рельс, только тогда люди еще не знали, что это такое. Колесо сказало: «Поставь меня на него. И становись на ось…» Окки-люм послушался. И они помчались к месяцу. И больше никто на Земле не видел Окки-люма. Но про колесо помнили, особенно дети. И, несмотря на запреты всяких ггу-шишим, стали делать их все больше и больше…»

Вася помолчал, подышал в подушку.

«Какой-то грустный конец…»

«Ну, почему же грустный? Ведь Окки-люм спасся.»

«А что с ним стало?»

«Поселился на Луне… Кстати, до той поры люди всегда видели в небе только рогатый месяц, а когда Окки-люм исчез, месяц стал иногда превращаться в круглую луну. И на ней можно было различить сидящего на корточках мальчика, который держит перед собой колесо…»

«Скучно же им там…»

«Ну, видишь ли, земным жителям просто чудилось это… А на самом деле, скорее всего, было не так. Окки-люм примчался на Луну, и там его очень даже радостно встретило лунное племя. Оно сочло колесо священным предметом, а мальчика кем-то вроде посланца небес. Дело в том, что на Луне очень много кратеров разной величины. Они получаются от падения метеоритов. Метеориты считались там божественными звездами, и поэтому круглую форму кратеров лунное племя тоже весьма почитало. В колесе они увидели как бы воплощение всемирной круглости, а в мальчике ее хранителя. Ну, и Окки-люм зажил там в почете и уважении…»

«Ты это, наверно, само придумало», — вздохнул Вася.

«Не придумало, а мысленно воспроизвело наиболее вероятный вариант финала всей истории», — сообщило Колесо, будто ученый лектор с трибуны.

«Ладно… Спасибо за подарок…» — Вася погладил Колесо и заснул опять. И увидел, будто он мчится на колесе через громадное звездное пространство по прямому серебряному рельсу. Маленькие горячие звезды чиркают его про щекам и рукавам…