Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственный человек, кто относился ко мне хоть с каким-то сочувствием, – Долли Мак-Ки. И я пошла к ней. Вынуждена была пойти. В новостях было про то, что затонула «Волтерра». А я сказала Долли: «Жаль, что Норы не было на том корабле». На что Долли ответила мне, что, возможно, ты и могла бы там оказаться.
Это она позвонила в газету по моей просьбе. Но похороны твои устраивала я сама. Тебе будет приятно узнать, что отец Салливан провел за твой упокой замечательную мессу в церкви Святой Бригитты. Пришли все наши родственники и немалое количество твоих друзей и подруг. Майк настоял на том, чтобы купить место для твоей могилы на кладбище Маунт Кармел. Хотя лично я сказала, зачем морочить голову, если там все равно никого не будет. Для меня такого делать бы не стали. Наверное, просто закопают меня с мамой и отцом, когда придет мой час. Но у тебя теперь есть свое собственное надгробие с каким-то дурацким стихом, который принесла Мейм.
Ты должна быть благодарна мне, Нора. Я сохранила твое доброе имя. Ты всегда вела себя эгоистично, как по отношению ко мне, так и по отношению к любому другому члену нашей семьи. Так что хоть теперь прояви немного уважения и оставайся мертвой. И никаких причудливых открыток из-за границы. Поверь мне, Нора, вся семья испытывает облегчение. Бедняга Майк весь извелся, пытаясь отыскать тебя. К этому его, без сомнения, подстрекает Мейм. Он написал в наше посольство в Париже. А Эд вообще пошел к губернатору Данну! Теперь все они немного успокоятся.
Конечно, в посольстве моего адреса не было. Я совсем недавно ходила туда за своим паспортом. Вероятно, они ответили Майку, что Нора Келли в их записях не значится.
Насколько я тебя знаю, ты завела себе очередного мужчину всей твоей жизни. Еще одного гангстера, полагаю. Агнелла в своем монастыре проводит службу в твою память. Не расстраивай ее, пожалуйста. Хоть раз в жизни забудь о себе и подумай о своих близких.
Я молю Господа, чтобы он простил тебя, Нора.
Второе письмо, от Долли, было намного короче.
Дорогая Нора!
Когда Тим пьет, он начинает рассказывать мне о вас. Настаивает, что обязательно найдет вас и заставит заплатить. За что заплатить, я не очень понимаю. Тим забыл о своем приступе гнева на следующее же утро, но, когда ваша глупая сестра доложила ему, что вы в Париже, он просто взбесился. Потом я узнала: он спустился к стойке администратора в «Палмер Хаус», чтобы купить билет на пароход до Франции. Причем записал это на мой счет. Они сразу позвонили мне. В тот раз я его остановила. Но я не знаю, как долго смогу контролировать его.
Тим угрожал даже мне. Он думает, что я знаю, где вы находитесь. Он знает, что я покупаю наряды у мадам Симон. Если он сопоставит одно с другим, сложит два плюс два, вы окажетесь в опасности. Нора, я считаю, вы должны воспользоваться этим шансом на новую жизнь. Сама я была мертва для своего родного города и своих близких долгие годы. Так будет лучше для всех.
Я отложила письмо и бездумно смотрела на буквы. Я ничего не поняла. Генриетта и Долли хотят, чтобы я стерла себя из этого мира? Неужели Розе, Мейм, Эду и Агнелле на самом деле будет лучше без меня? Господи, если бы Тим Макшейн действительно начал свои поиски в Париже, у него ушло бы совсем немного времени на то, чтобы выследить меня.
Мадам Симон ожидала объяснений. Она тоже могла оказаться в опасности. Тим мог бы пойти в полицию, начать задавать вопросы. И тогда они занялись бы мною плотнее. Боже! Станут спрашивать про ирландских женщин, выяснят про Мод. Как я смогу объяснить им наличие таких сумм на моем счету? Может быть, Норе Келли и вправду стоит умереть. Может, она уже и так умерла. Я думала о Натали Барни. Жива ли она хоть для кого-то в Дейтоне? Или Сильвия Бич – для своей семьи в Принстоне? Я очень в этом сомневалась. Несколько минут я молчала, а потом объяснила мадам Симон смысл всех этих писем. Когда я закончила, она накрыла мои ладони своими.
– Прошлое – это зола, – сказала она. – Его нам уже не вернуть. Остаются лишь сожаление и тоска по тому, чего уже быть не может. Мой отец постоянно наполнял нашу жизнь в Страсбурге своей скорбью, надеясь на la revanche, когда Франция вернет себе Эльзас. Возможно, сейчас его горячее желание осуществится. Но какова цена?
– Я должна подумать, – сказала я.
Улица де Риволи сама привела меня на площадь Вогезов. В промокшем от дождя зеленом парке гонялись друг за другом с десяток ребятишек. Я думала о детях Эда, Майка. Генриетта готова обречь меня на то, что я никогда не увижу своих племянников и племянниц?
И Аг. Господи, Агнелла! Сердце ее, должно быть, разбито. Она любила меня так же, как собственную мать, а возможно, и сильнее. Представляю себе, как монашки в ее монастыре сочувствуют ей. «Всего тридцать четыре? – скажут они. – Еще не старая, хотя уже и не молодая. У нее было достаточно времени, чтобы заработать себе вечную награду, бесконечный свет, проливающийся на нее. Покойся же с миром».
Мир и покой. Это мой подарок Агнелле. Освобождение от беспрестанных жалоб ее матери на меня. Она всегда старалась настроить Агнеллу против меня. И ненавидела меня за то, что мы с ней так близки. С каким удовольствием, наверное, Генриетта рассказывала Аг про скандалы, которые устраивал Тим. Разыгрывала перед ней свой ужас от всего этого.
А стоило Агнелле сказать слово в мою защиту, и Генриетта наверняка набрасывалась уже на нее. Что ж, больше Агнелла не будет ссориться с Генриеттой по этому поводу.
А как насчет Майка с Мейм и Джона с Розой? Боже мой, они все знают про меня и Тима Макшейна. Ох… Из груди у меня вырвался тяжкий стон. Неужели теперь весь Бриджпорт судачит о моем позоре? Представляю, как Генриетта изводила их всех своими страхами перед Макшейном. Неужто даже они могут подумать, будто это к лучшему, что Нони умерла? А Эд? Для политика, конечно, проще, если его кузина трагически утонула, чем если она замешана в действующем скандале. Потому что, если я напишу своим близким всю правду, Келли будут опозорены еще на несколько поколений вперед. «Это та самая семья, где сестра не додумалась ни до чего лучшего, как выдать себя за погибшую, а потом вдруг воскреснуть? Наверное, денег хотела на этом заработать». О да, винить во всем будут меня одну. Какое будущее ждет меня тогда? Вероятно, лучшее, на что я могу рассчитывать, – это если Тим Макшейн просто убьет меня. Вернись я в Чикаго, навсегда останусь там несчастной старой девой, опозорившей свою семью.
Я огляделась по сторонам, стоя на площади. Дождь закончился. Листочки на липах разворачивались к солнцу, которое наконец-то припекало, похоже, уже всерьез. Весна. Ну вот. Я в Париже. Живу. Работа. Конспирация. Может быть, та Нони Келли, которая когда-то жила по адресу Саут-Хиллок, 2703, и вправду уже растаяла в пространстве. Умерла. И я вдруг начала напевать про себя:
Нет, никто не видел. Она стала теперь невидимкой. Она свободна. Я бормотала эту песенку себе под нос всю дорогу, пока шла домой, в мою комнату, в мою собственную комнату.
