Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же день я отправилась в американское посольство и сменила свой временный паспорт на постоянный.
31 марта, 1914
Погода стояла мерзкая. Весна застопорилась. Дождь заливал улицы. Поднимаясь по лестнице в студию мадам Симон, я оставляла за собой мокрые следы. Вокруг было тихо. Клиентов сегодня не было. Мадам Симон, похоже, забыла о тех femmes irlandaise[132]. Она убедила себя, что такие респектабельные дамы никогда не стали бы плести интриги против правительства Франции.
Я не видела Мод со дня специальной мессы на День святого Патрика в Нотр-Дам-де-Виктуар, которая спонсировалась l’Association de Saint Patrice[133]. Мы с ней стояли на ступенях церкви, и она показывала на графа д’Альтона О’Ши и капитана Патриса де Макмахона – графиня с герцогиней также были там, обе одетые в изумрудно-зеленые платья.
Все собравшиеся прошли через высокие двери, сопровождаемые толпой студентов, семинаристов и каких-то молодых женщин, кутавшихся в шали.
– Это ирландки из прислуги, – после мессы пояснила мне Мод.
Чуть позднее они подходили к Мод и предлагали свои гроши – «на дело».
– Только мы, ирландцы, в состоянии собрать такую странную компанию из роялистов и республиканцев, – заметила Мод. – Тем не менее все мы ирландской крови и сходимся во мнении относительно одного – билля о гомруле. Это еще не все, чего мы хотим. Но уже кое-что. После ужасов локаута нам необходима победа.
Они с отцом Кевином ходили от одной группки беседующих перед серым зданием церкви к другой. Я шла за ними и краем уха слышала обрывки разговоров. «Билль движется через парламент – нужно не снижать давления». «Напишите всем своими знакомым».
Мод объяснила мне, что Асквиту, чтобы удержаться у власти, необходимы голоса Ирландской партии. Лидер партии, Редмонд, был уверен, что Ирландии в конце концов дадут гомруль, позволят создать собственное правительство, которое будет заниматься всеми внутренними делами страны.
– Но все же в рамках империи, – заметила я.
– Пока что, – ответила она.
Сидя с мадам Симон за ее рабочим столом, я радовалась, что Мод больше не злится на меня за отказ везти деньги в Страсбург. Я показывала мадам свой красный гроссбух. Туристов было очень мало. А мне требовались деньги. Пришло время снова идти в Лувр – теперь я делала это регулярно. Слава богу, картин там было очень много.
Мадам вручила мне конверт. Письмо. Погодите, но ведь никто не знает, где я, разве что…
– Это от Долли Мак-Ки, – сказала она.
Но Долли не стала бы мне писать. Что, если Тим Макшейн подглядел мой адрес?
Я вскрыла конверт, и оттуда выпала вырезка из газеты «Трибьюн».
Заголовок заметки гласил: «Сообщается о смерти Оноры Келли, 34 года».
Буквы расплылись у меня перед глазами.
– Что, плохие новости? – озабоченно спросила мадам.
Я перевела для нее заголовок.
– Mort? – удивилась мадам Симон. – Но вы ведь живы. Какая-то ошибка?
– Должно быть, – неуверенно ответила я.
Но статья ссылалась на слова сестры жертвы, Генриетты Келли: «“Нора работала и путешествовала по Европе. Она написала нам, что планирует посетить Австралию, где у нас есть родственники, и отправиться туда на корабле «Волтерра». Поэтому, когда корабль этот затонул и никто из пассажиров не спасся, мы начали волноваться. А совсем недавно мы получили сообщение от ее друзей в Париже, что Нора действительно плыла на том корабле. Она практически наверняка погибла. Ее друзья и близкие скорбят о ней“. У мисс Келли остались братья Майкл, Мартин и Эдвард и сестры Генриетта и Анна. Она двоюродная сестра специального уполномоченного по выборам в округе Саут-Парк Эдварда Джея Келли, который так прокомментировал это: “Мы все любили Нони. Нам будет ее очень не хватать“».
– Но как? Это просто ужасно, – сказала я мадам Симон. – Кто-то вывалил моей семье целую кучу лжи, послал им поддельное письмо. Но зачем?
Мод Гонн, мисс Жанна д’Арк. Она сделала это. Наверное, попросила Джона Куинна разыскать мою семью в Чикаго. Послала им письмо, написала, что я умерла. Самый лучший способ привязать меня к своим планам. Одинокую женщину без семьи и родственников легче убедить перевозить деньги. А дальше они заставят меня кого-нибудь убить, или бросить бомбу, или… Да, все это звучит безумно и очень натянуто, но попробуйте как-нибудь сами почитать свой некролог в газете, написанный со слов вашей сестры. Посмотрим, что с вами будет после этого.
– Что будете делать? – спросила мадам Симон.
– Мне прямо сейчас нужно написать своим родным, сообщить, что я жива. Они очень обрадуются.
А потом я разберусь с этой Мод «Все ради Ирландии» Гонн.
– Погодите-ка, но тут есть еще два письма, – остановила меня мадам Симон.
А я и не заметила свернутые листки. Развернула первый и внизу увидела подпись Генриетты.
Дорогая Нора!
Как ты уже и сама видишь из этой заметки, ты умерла для нас и для всего Чикаго.
Ты не знаешь, что тут происходило последние два года или тебе все равно. Этот гангстер, Тим Макшейн, является сюда среди ночи, стучит кулаками во входные двери и орет: «Где эта потаскуха?» Все окна в Хиллоке открываются, соседи ловят каждое слово, а на следующее утро фальшиво сочувствуют нам. «Тяжко вам, Генриетта, – говорят они. – Этот парень определенно сошел с ума».
Вид у них печальный, но я-то знаю, что в душе они смеются надо мной. Особенно Энни Макфадден. Она даже интересовалась у меня, не консультировалась ли я у отца Салливана по поводу этой проблемы. А все потому, что я выполнила свой долг, заявив, что ее гулящая дочка забеременела и об этом должно быть сказано у алтаря. А потом Джек Фаррелл, у которого хватает наглости спрашивать у меня, не обращалась ли я в полицию. Подлый лицемер. Ни капли благодарности за то, что я уговорила Марта выдвинуть обвинения против его сына Джонни, когда тот украл эти драже в кондитерской Марта. Исправительный дом для несовершеннолетних сделал для мальчика много добра, и что из того, что Люси Фаррелл с тех пор со мной не разговаривает? А Джек – идиот; разумеется, я вызывала полицию. Причем десятки раз. Да что толку.
Джон Ларни говорит мне, что, пока Макшейн не нанес мне вреда физически, они не могут его арестовать. А Март! Март имел наглость в прошлом месяце пригласить Макшейна выпить у Маккены. Макшейн приходил чуть ли не каждую ночь. Пока я наконец не крикнула ему: «Она в Париже, во Франции!» Догадалась об этом по тем странным открыткам, которые ты прислала на Рождество.
О боже! Она сама сказала ему, что я в Париже?!
