Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков

Старик вернулся в баню с полным ведром березовой коры и мелкими, сухими, как порох, сосновыми дровами для растопки. Шаркая ногами по полу, он прошел к печке и сказал:

— Вот натопим баньку и попарим косточки, ноют они у меня, ох, как ноют!..

Он взялся за поясницу и тяжело вздохнул. Кузьмин подошел к старику и стал укладывать дрова в топку. Старик ласково смотрел на него и улыбался, а затем восхищенно произнес:

— Ишь, цыган, быстро справился! Вижу, что растапливать печь тебе не впервой. Крестьянин? Городские так не умеют.

Кузьмин недоверчиво посмотрел в глаза старика и спросил:

— Что же ты не интересуешься нами, дед? Кто мы такие? Как оказались в твоей бане?

Старик надолго закашлялся, потом тихо ответил:

— Кто вы — меня это не интересует… Мало ли сейчас бродит по деревням всякого народу. Раз спросил у одних, так они еще мне по шее накостыляли. С тех пор ученый, больше не спрашиваю… А бани мне не жалко. Вижу, люди вы хорошие, живите… Вы в ней не первые, думаю, и не последние…

Он недолго помолчал и вдруг изобразил на лице опасность:

— Мы затопим баньку, а на дымок могут заглянуть немцы. У них тоже есть любители попариться.

Потом старик вытащил из кармана коробок спичек и, вопросительно посмотрев на Кузьмина, спросил:

— Ну, как, зажигаем?..

Командир взял у него спички, подбросил их до потолка и, ловко поймав, ответил:

— Нет, дед, встреча с фашистами в наши планы не входит — разжигать баньку пока подождем.

Старик засуетился:

— И я так думаю: потерпят мои косточки. Лучше подождать. Береженого бог бережет… Не так ли, молодой атеист?

Он подошел к Пете, сидевшему на полке без шапки, и провел рукой по его белокурым волосам. Петя горько усмехнулся и ответил:

— Вам видней, кого он бережет. Пока я считаю, что бог помогает гитлеровцам, под его знаменем они убивают, калечат, насильничают. Какой же это бог? А ведь в Библии прямо сказано: «Не убий…»

Петя вопросительно смотрел на старика: глаза мальчика яростно сверкали, он готов был к дальнейшей схватке с ним. Старик удивился — такого ответа он не ожидал. «Ишь, чертенок, какой! С ним лучше не связываться», — подумал он. И быстро отошел от Пети, приговаривая:

— Ну-ну… Какой пострел!

Тут и Голубцов хотел было добавить что-то, но Кузьмин остановил его:

— Ладно, ребята, закончим атеистическую пропаганду. Не будем нападать на хозяина бани, а то он рассердится и выгонит нас отсюда.

Старик обрадовался такому повороту. Он шутливо погрозил Пете пальцем:

— Во-во… Первым делом выгоню вот этого белобрысого…

Потом улыбнулся и добавил:

— Шуткую, шуткую я, ребятки… Живите в бане сколько надо.

Кузьмин еще раз внимательно посмотрел на старика и медленно произнес:

— Мы сегодня уйдем ночью, туда…

И показал рукой в сторону Ленинграда. На лице старика не дрогнул ни один мускул. Ничем себя не выдал фашистский агент «Тихий». Он покрутился около печки, подошел к полке, где сидели Петя и Ваня, зашептал:

— Недавно двоих наших солдатиков переправил туда — бежали из немецкого плена, из лагеря в Ивановском. Сутки скрывались здесь, в бане, а поздним вечером отвел их к линии фронта… Ушли благополучно…

Петя и Ваня с явным уважением посмотрели на старика, он засмущался. Кузьмин продолжил:

— Мы идем из Тосно. Мои попутчики думают найти на той стороне своих родителей, которых они потеряли во время бомбежки немцами деревни Черенковицы. Я ищу свою невесту. Знакомые мои рассказали мне, что она погибла под Любанью. Я не верю. Думаю, что она смогла добраться до своих родных в Ленинграде.

Старик сидел на скамейке у окошка с опущенной головой и внимательно слушал. Временами он гладил свою белую длинную бороду и тяжело вздыхал: он делал вид, что поверил рассказу Кузьмина и ему очень жаль этих молодых людей. А его мозг в это время лихорадочно искал повод, чтобы сходить домой. Ему непременно нужно было срочно связаться с самим Гюльцовым. И он решился. Тяжело вздохнув в очередной раз, старик встал со скамейки, жалостливо посмотрел на Петю, затем ласково погладил его по голове и сказал:

— Да, ребятки, война штука страшная. Не позавидуешь вашей доле, но, даст бог, все будет хорошо — вы доберетесь до Ленинграда и найдете там своих близких.

Опять тяжело вздохнув, стал ходить из угла в угол:

— Ребятки, а не голодные ли вы? Правда, разносолья у меня никакого нет, но хлеб, картошка и кусок сала найдется.

Позаимствованные в деревне Виняголово продукты у разведчиков кончились еще вчера утром, и вот уже больше суток они ничего не ели. А для перехода линии фронта нужны были силы, и силы немалые. К тому же в бане они просидят не меньше шести часов. Поэтому подкрепиться им, конечно, не мешало. «Старикан вроде ничего себе; если он поможет нам продуктами, то большое ему спасибо за это», — подумал Кузьмин. Он посмотрел на своих друзей, которые давно уже стали понимать друг друга с полувзгляда: они тоже были не против, чтобы подкрепиться перед броском через линию фронта.

Кузьмин еще раз внимательно глянул на старика. Нет, у него и капли не было сомнения, что вот этот благообразный, набожный, проживший большую жизнь человек может быть предателем. Об этом он даже не думал. Бывая неоднократно в тылу противника, он ни разу еще не встречался с предательством. Наоборот, привык к тому, что на оккупированной фашистами территории советские люди всегда оказывали ему и другим разведчикам посильную помощь. Хотя о предателях часто напоминали им в Особом отделе фронта: призывали к бдительности. Но это только при встрече с фашистами молодые разведчики всегда были бдительными и осторожными. Но вот с таким предательством, предательством своего соотечественника, добровольно вставшего на путь сотрудничества с фашистами, им еще не доводилось встречаться. Да и Особый отдел фронта к этому времени располагал совсем малым опытом борьбы с такой агентурой врага. Ведь к моменту отправки группы Кузьмина за линию фронта шел всего лишь пятый месяц войны.

Разведчики не сомневались в честности и порядочности этого старого человека, а он, ловко маскируя свое нутро предателя, сумел втереться в их доверие. Теперь ему нужна была связь с начальником ауссенштелле Гансом Гюльцовым, чтобы сообщить о разведчиках Красной Армии и получить за это свои тридцать сребреников. То, что это были разведчики, он не сомневался. «Тихому» нужно было не больше двадцати минут — только лишь добраться до своего дома. Он не будет даже покидать территорию своего хозяйства. У него в хлеву находится тщательно замаскированный прямой телефон с самим Гюльцовом. Вот почему в груди у предателя все тряслось и клокотало, хотя внешне он выглядел очень спокойным. Он ждал ответа Кузьмина, а тот все молчал, поглядывая то в банное окошко, то на старика. Нет, у командира никаких сомнений в отношении него не было. Просто он еще раз захотел понаблюдать за деревней и в случае опасности выбрать кратчайший путь отхода из бани. Он принял уже давно решение: продукты им нужны, и их может достать только вот этот старик. Самим идти в эту деревню, напичканную фашистами, очень опасно. Командир решился: