Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков

В деревню Виняголово ауссенштелле было переведено в конце октября 1941 года из Тосно. Этот карательный орган стал поближе к фронту, чтобы очистить прифронтовую полосу от политических врагов Гитлера. А дальше путь его лежал на Ленинград. С передовыми частями вермахта ауссенштелле и другие подразделения 702-й группы ГФП должны были ворваться в город Ленина и при помощи войск захватить здания и помещения партийных и советских органов: УНКВД Ленинградской области и ряда других организаций и ведомств, где могли быть важные оперативные или секретные документы, архивы, картотеки. Другой задачей ставилось физическое уничтожение ленинградцев. Его сотрудники брали на себя обязательство ликвидировать около 100 000 жителей этого города. Остальных ленинградцев, которых Гитлер называл своими личными врагами, брались уничтожить другие фашистские органы. А пока сотрудники ауссенштелле с рвением и немецкой педантичностью наводили «новый порядок» в населенных пунктах Тосненского района.

В Виняголово тайная полевая полиция первым делом изгнала почти всех жителей, а были это в основном женщины, старики и дети. В начале они ютились в сараях, а с наступлением холодов спустились, словно пещерные люди, в землянки, специально вырытые в садах и огородах. В деревне И ее окрестностях ауссенштелле установило жесточайший режим, за нарушение которого полагалась только лишь одна мера наказания: расстрел. Так, в начале ноября трех деревенских стариков, отправившихся в лес за дровами, расстреляли только за то, что они не имели разрешения немецких оккупационных властей на посещение леса. Да… Чтобы посетить близлежащий лес, требовалось специальное разрешение. Без такого разрешения задержанные рассматривались как партизаны и подлежали уничтожению. Таков был приказ командования вермахта, и ауссенштелле его строго выполняла. А Мария Ивановна Григорьева была расстреляна тайной полевой полицией за предоставление ночлега своему родственнику, Иванову Петру, жителю соседней деревни, не успевшему выбраться из Виняголово до начала комендантского часа. Местным жителям расстрел грозил за сокрытие продовольствия, за слушание радио, за хранение оружия, за читку любой литературы, которую, по мнению фашистов, можно было отнести к марксистской. А вот если на территории деревни и в ее окрестностях, как указывалось в ряде постановлений ГФП и оккупационных властей, будет убит немецкий солдат, то расстрелу подлежали уже все жители деревни, а сама деревня — сожжению. Деревенского жителя фашисты могли расстрелять и просто так, если кто-нибудь из них не так, например, посмотрел на секретаря полевой полиции Гюльцова Ганса или забыл снять шапку для его приветствия.

Разведчики долго наблюдали за крайней избой. Ничего опасного они там не заметили. Дом никем не посещался, а главное, он находился далеко от центра деревни, где располагались фашисты. Высокий, несколько сутуловатый, уже довольно пожилой хозяин с белой, окладистой бородой, одетый в рваный полушубок, занимался только хозяйством: он мастерил что-то в небольшом сарае, затем выбрасывал навоз из хлева. Хозяйка, небольшая, дородная женщина, из избы вышла с какой-то накидкой на голове. Она быстро помыла кринки и бидоны, развесила их на колья забора и, перебросившись с мужем несколькими словами, скрылась в избе. И тут Кузьмин вопросительно посмотрел на своих мокрых, озябших друзей. Они сразу поняли своего командира. Ему нужен был их ответ. Ваня Голубцов еще раз взглянул на баню и тихо произнес:

— Я за банный вариант, отдохнем в ней, дождемся темноты — и домой.

Кузьмин смотрел на Петю, а тот, смахнув с лица струю воды, улыбнулся чему-то и прошептал:

— Согласен… — хлопнул Голубцова по плечу и, смеясь, добавил: — Я согласен с Ваней.

Разведчики еще долго наблюдали за баней и избой. Нет, ничего опасного для себя они не видели. И тогда командир сказал:

— Итак, отдыхаем в бане. Первым к ней идет Голубцов, за ним Петя. Двигаемся только кустами, последние двадцать метров преодолеваем бегом. Место это голое, поэтому нужно быть пошустрей. Нас никто не должен видеть.

Приняв решение, разведчики сразу повеселели. Теперь им не надо чего-то ждать и томиться в неизвестности. Ими все учтено, и они готовы ко всяким неожиданностям. Ну а к ним они уже привыкли. Не впервой с ними встречаться. Так думал каждый из них, делая первые шаги к бане. Вот Ваня Голубцов промчался по своей дистанции, как спринтер, и достиг уже финиша. Он рванул дверь, она жалобно скрипнула и тут же спрятала разведчика. Теперь очередь Пети. Он быстро и ловко преодолел кусты. Остались двадцать метров голой земли. Петя подготовился и бросился из кустов к бане. На эти метры он потратил не больше десяти секунд. Но надо Же было такому случиться: его заметил хозяин избы. Разведчики не могли видеть его, так как он стоял внутри хлева. Вначале тому почудилась какая-то метнувшаяся тень, но он не придал этому значения: мало ли тут бегает беспризорных собак. Но вот когда открылась и заскрипела дверь бани, он насторожился. Старик протер глаза и, прислонившись к воротам хлева, стал внимательно наблюдать за баней. И он дождался своего. Через несколько минут он увидел фигуру Кузьмина, который из кустов проскочил в баню. Сердце у старика радостно затрепетало. Он перекрестился, прислонил руки к груди и, подняв глаза к небу, взволнованно прошипел:

— Боже праведный, наконец я дождался… и мне счастье подфартило…

Схватив вилы и с остервенением вонзив их в кучу навоза, злобно усмехнулся, затем погрозил кому-то пальцем и пошел в избу.

Теперь настало время представить нам хозяина крайней избы. Сидоров Григорий Фотиевич — так звали старика с белой, окладистой бородой, с которым судьба свела Петю и его друзей в деревне Виняголово. Злобный враг большевиков. Изменник Родины, с октября 1941 года — агент ауссенштелле. Вот кто был этот благообразный старик. Еще в 1918 году Петроградской губчека на Сидорова, дворника самого Рябушинского, были получены косвенные данные, что он использовался разведкой Юденича. Однако доказательств его вины в то время собрать не удалось, и он был выпущен на свободу. Сидоров тут же скрылся из Петрограда и поселился в деревне Виняголово, где подозрительно быстро разбогател. Ходили слухи, что богатым он стал на деньги Рябушинского, а также при помощи разных темных дельцов, с которыми поддерживал регулярную связь. Мироеда Григория, как звали его односельчане, решением деревенского схода раскулачили. Трое его сыновей были направлены на спецпоселение в Атяшевский район Мордовии. Сам он слезно просил односельчан, чтобы его вместе с женой оставили в Виняголово, где он будет честно и добросовестно трудиться. Ему поверили и оставили в деревне. А он затаился, ожидая своего часа.

Сидоров обрадовался нападению фашистской Германии на нашу Родину. В гитлеровцах он увидел силу, которая поможет вернуть ему былое богатство и рассчитаться с его обидчиками, к которым причислял жителей всей деревни. Но радости своей он никому не выказывал. И даже приход немцев в Виняголово не изменил его поведения. Вскоре он стал заводить среди односельчан антифашистские разговоры. К этому времени Сидоров дал письменное обязательство верой и правдой служить фашистам и был поставлен на картотечный учет в ауссенштелле как агент ГФП «Тихий». Его взял на связь сам начальник этого карательного органа Ганс Гюльцов.