Берзарин - Василий Скоробогатов

Ольга Чехова осенила себя крестом. Взволнованно заговорила со слезами на глазах:

— Всеволод Николаевич! Клянусь. Моим источником там, в Берлине, был сам фюрер…

— Уточните, — усмехнувшись, попросил генерал.

Ольга вздохнула:

— Не хвастаюсь. Но от моих взглядов Адольф превращался в того простоватого ефрейтора его родного 16-го запасного баварского полка, среды обитания его окопной юности. Тогда связист Адольф Шикльгрубер получил Железный крест первого класса. В тот день конца мая 1941 года на нашем свидании я томно сказала Адольфу, что страшно тоскую по российской родне. В припадке нежности ему захотелось утешить мое чувство ностальгии. Сбиваясь, заговорил: «Дорогая, это произойдет очень, очень скоро». Он схватил мои руки и прижал к своей груди. Продолжил: «Мы разрешим проблему жизненного пространства для Германии не позднее 1943–1945 годов. А выступим в поход в четыре часа утра 22 июня. В воскресенье…»

Сказав это, Адольф страшно побледнел, задрожал…

Меркулов усадил взволнованную Ольгу Константиновну на диван. Налил ей стакан воды. Генерал-драматург прекрасно понимал ее состояние.

22 июня… Повтор наполеоновского числа повлек за собой эффект грозового разряда: актриса, в ту ночь страдавшая бессонницей, потеряла сознание. Привела ее в чувство горничная.

Меркулов доложил о беседах с актрисой своему руководителю Л. П. Берии. Большую часть из сказанного выше, правда, я узнал не от Бушина. И значительно позже. Полковник проинформировал меня только о поездке Ольги в Москву в общих чертах.

Через какое-то время выяснилось, что Чеховой в Москве делать нечего. Ее вернули в Германию и передали в распоряжение комендатуры генерала Берзарина. С ней беседовал Константин Симонов, но творческих точек соприкосновения не нашел.

Феномен доверия

Военный совет 5-й ударной армии, генерал Ф. Е. Боков пришли к выводу, что О. К. Чехова может принести комендатуре немалую пользу. Ведь стоит задача невероятной сложности — привлечь к сотрудничеству с советской администрацией в Берлине немецкую интеллигенцию. На ловца и зверь бежит. В наших штабах увидели знаменитую актрису. Ее связи с творческой интеллигенцией обширны. Ее лично знают многие артисты, художники, писатели, музыканты, композиторы, режиссеры. К ее слову интеллигенция прислушается. Она согласилась помогать.

Беседуя с Боковым, она поблагодарила политработников за доверие и заботу:

— Мне хочется помочь тем мастерам кино, например, кто боится, что с точки зрения содержания теряет все основные признаки искусства. Мы боимся, что восторжествует так называемая массовая культура. Западное общество ею болеет. Порой, понимая все это, мне становится страшно. Агрессивная музыка, высокие децибелы, слабые тексты. Нельзя допустить, чтобы ими была озвучена Новая Германия. Нужен духовный ренессанс.

Федор Ефимович заверил киноактрису, что она найдет коллег, которые активно будут работать вместе с ней.

Что предприняли? Актрисе вернули виллу, приведя ее в образцовый порядок. Она наняла персонал для обслуживания ее гостей. С реквизитом пока неважно, но это она берется решить самостоятельно. Она подобрала помещение для косметической фирмы, которую возглавит. Прически, маникюр, педикюр, массаж. Бомонд воскресает, а имя Чеховой завораживает. Бушин поведал мне, что материальная база для работы Ольги Константиновны создается. На первые встречи с ней уже приходили сценаристы, режиссеры, художники, с которыми она связана прежними знакомствами. Она устраивает обеды, а где обед, вечеринка, там и диспуты. Интеллигенция — штучный товар. Подход нужен.

Но есть у сотрудников комендатуры Бушина трудности, им требуется помощь. Возник досадный тупик. Во время таких дружеских приемов требуются деликатесы. Москва помогает, даже состоялся чартерный рейс. Привезли первосортные продукты, кондитерские изделия. Но…

Бушин стал мне говорить о коктейлях.

— На наших складах совсем нет вин. Ольга Константиновна и ее друзья не привыкли к разбавленному спирту… Что предпринять, ума не приложу, — сказал он.

Я опустил глаза. Этого мне еще не хватало — искать виноделов и виноторговцев для какой-то стервы. И мы расстались с Бушиным. Но он запомнил то, что я не ответил «нет!». Потому сказал мне: «Спасибо».

Мы нашли некоего господина, пивного барона, и тот согласился выполнить наш заказ. Но для этого нужен транспорт и требуются валютные средства для поездки во Францию. Там он найдет любые вина и в любом количестве. Его условия: возместить все расходы и обеспечить прибыль от этой акции в объеме 15 процентов суммы сделки.

С предпринимателем договориться не удалось по той простой причине, что мы не имели свободно конвертируемой валюты. О наших контактах с пивоваром я даже не стал информировать Бушина.

И надо же такому произойти! С озера Шляхтензее приехал полковой инженер и по секрету сообщил одному только мне о том, что его ребята обнаружили место, где хранятся немалые запасы винных емкостей, принадлежавших доктору Йозефу Геббельсу. Вначале я даже подумал, что инженер-капитан меня «разыгрывает». Я был просто потрясен. Приказал Бирюкову и его подчиненным этот факт сохранить в секрете. «Молчать всем!» — распорядился я.

Решил сначала разобраться, а потом докладывать командиру полка.

История находки оказалась простой. Саперы трудились, обследуя на лодках озеро. Конечно, Шляхтензее не Байкал, но зеркальная его гладь обширна. Траление в дальнем заливчике дало неожиданный результат: саперы зацепили деревянную бочку. Выволокли ее на берег, осмотрели и пришли к выводу, что наполнена она вином. Глубина озера вроде бы и невелика, до 15 метров, но пасмурная погода не давала возможности увидеть дно. Недалеко от места, где нашли бочку, наткнулись на ящики. Ящики с бутылками! В тот день извлекли более сорока ящиков.

Бутылки открывать не стали. Нашли в роще сторожку лесника-садовника. Один из саперов позвал этого немца. Пришел пожилой бюргер, помятый, в плисовых штанах и обуви военного образца. Производил впечатление невыспавшегося человека. Он, взглянув на ящики и бочку, подтвердил: да, это добро принадлежало хозяину дачи, его затопили в начале апреля — он сам был этому свидетелем. На глаза русским солдатам не стал лезть — все расскажет тогда, когда его попросят. Такое время теперь настало.

Лесник помог рассортировать ящики. Их пока вытащили всего лишь четыре десятка. В них — виски, джин, коньяки, ликеры, шампанское. На это указывают надписи на ящиках. А в одном ящике оказался обыкновенный немецкий шнапс. Двадцать бутылок.

— А что любил пригубить покойный хозяин дачи? — поинтересовался комвзвода Иван Кононенко.

Лесник, подумав, ответил тихо:

— Коктейли. Если хотите, я вам сотворю один из них…

Предложение вызвало одобрение. Саперы с живым интересом наблюдали, как это делается. Надо смешать в определенных пропорциях разные напитки. В данном случае потребовались вермут, фруктовая шипучая жидкость, виски. Тут надо было долить в стакан содовой… И лимон не помешал бы. Но чего нет — того нет. Кононенко разлил друзьям понемногу каждому. Напиток оценили по высшему баллу. У «дегустаторов» из уст вырывались фразы: