Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик (Англия)

— Ах, — передразнил Гвин ап Овэйн, — сначала вы знаете, потом нет.

— Вы запутываете мальчика вашими штучками! — крикнул отец и помахал кулаком.

— Напротив, он запутывает меня! Если его ограбили, это совершено не моим человеком. Где ваше доказательство, где ваши свидетели?

Александр видел, что для успеха переговоров не оставалось никаких шансов. Страсти накалялись, и ничто не выполнялось. Как владелец Эбермона, он должен достигнуть решения дипломатией или силой оружия. Первое, кажется, готово подвести, и все же инстинкт велел доверять слову уэльсца больше, чем этого сельского парня. Что-то здесь было нечестно, и он нуждался в большем количестве времени, чтобы выяснить, что именно.

— Я не удовлетворен теми… фактами, что я услышал. — Он хотел сказать — «правдой», но вовремя исправился. — Я хочу изучить тот вопрос еще, добыв мои собственные сведения. Итак, мы договорились, что мы подтверждаем перемирие и встречаемся в этом месте снова через…

— И это будет тянуться и тянуться? — перебил лорд Гвин насмешливо.

— Нет, я обещаю вам это… на моей собственной душе, не моей бабушки.

Лорд Овэйн прищурил глаза.

— Через две недели. Это даст вам время, чтобы подготовиться к войне, если результат будет таким же.

Губы уэльсца скривились в усмешке под густыми усами.

— И вам тоже, — сказал он цинично.

— Я не хочу войны. Лорд Маршалл поручил мне заботиться об Эбермоне, и я отвечаю за все мои действия перед ним. Разжигание распри с моими соседями вряд ли принесет мне одобрение.

— Будет интересно посмотреть, совпадают ли ваши действия с вашими словами, — сказал Гвин ап Овэйн с небрежным поклоном, повернул коня и возвратился к своим людям.

Александр подозвал своих солдат и обратился к отцу и сыну, которые стояли молча, ошеломленные. Юнец весь позеленел.

— Я должен начать войну, не так ли? — спросил Александр, жестко глядя на молодого человека. — Но не по этому предлогу. Следующие две недели будем выяснять, где факты, а где ложь.

— Вы должны здесь защитить нас, — заговорил старик с негодованием, сделавшим его суетливым. — Я работал до кровавого пота шестьдесят лет не для того, чтобы отдать мои сбережения проклятому дьяволом уэльсцу!

Александр остановил Самсона и посмотрел глаза в глаза с высоты седла.

— Вы сказали мне две вещи, которые я уже знаю, — сказал он холодно. — Теперь я скажу вам кое-что, что вы, кажется, не улавливаете. Я — не простой нанятый меч, чтобы рубить любого, кто от вас отличается. Я — представитель Уильяма Маршалла и поэтому буду соблюдать кодекс правосудия. — Он натянул поводья Самсона. — Возвращайтесь домой, — сказал он с проникающим взглядом. — Через две недели вы получите правосудие независимо от результата.

Затем, с кратким поклоном, он уехал, не заботясь о проклятиях, которые, как он знал, были нацелены ему в спину. Лорд или его представитель никогда не были особенно популярны.

Было совершенно темно, когда он достиг Эбермона, и небольшой дождик превратился в настоящий дождь со снегом. Он приказал, чтобы приготовили ванну и со вздохом облегчения погрузился в горячую ароматную воду.

Девица принесла ему кубок пряного вина. Она была молода и симпатична, с косой белокурых волос и глазами синими, как васильки. Александр видел ее и раньше; она была дочерью повара, и, казалось, что только недавно их дорожки стали пересекаться чаще. Она нашла себе занятия в его палате: приносила ему еду из кухни, наполняла его ванну, подавала пряное вино. Он наблюдал теперь из-под полуоткрытых век, пока она раскладывала свежие полотенца в тепле и разбирала его одежду, выполняя работу, которую обычно выполнял бы оруженосец, но, конечно, Александр не имел такового. Он думал, что, возможно, со временем он найдет парня для такого дела.

Девочка, ее имя было Эннис, насколько он видел, была соблазнительной, но было бы глупо ответить на предложение, светящееся в ее глазах. Его владение Эбермоном было временным, и, хотя присутствие женщины в его кровати придало бы больше удовольствия и комфорта, он должен был помнить урок.

С тех пор как той фатальной ночью вино и страсть привели к утрате морального контроля, он удерживал себя на короткой узде. Глядя на Эннис, он видел Манди, и его желание было обуздано чувствами вины и отвращения к себе. Это было бы настолько легко сейчас; это было настолько легко тогда…

— Оставьте меня, — скомандовал он, когда она приблизилась с одним из нагретых полотенец. На ее бровях и верхней губе блестели капельки пота, и на одной груди было влажное пятно.

— Мой лорд? — Ее синие глаза расширились, рассматривая, и розовые губы мягко открылись.

— Оставьте меня, — повторил он. — Я могу позаботиться о себе сам.

Она смотрела на него слегка озадаченно.

— Вы не хотите, чтобы я помогла вам?

— Нет.

Выражение обиды появилось в ее глазах и заставило Александра прикрикнуть:

— Черт возьми, девочка, просто уйди! Я хочу быть один. Это так трудно понять?

Ни слова не говоря, она положила полотенце на ближайший сундук и выбежала из комнаты. Вероятно, плакать на лестнице, подумал он с раздражением, адресованным и себе, и ей.

Он выпил пряное вино и откинулся назад, закрыв глаза.

Он представил себе, как будто наяву, Манди, идущую через комнату, ее протянутые руки, ее каштаново-бронзовые волосы, скрывающие плечи. На ее губах была улыбка и прощение — в ее глазах. В руках она несла огромную книгу в кожаном переплете, и когда приблизилась, открыла ее, и он увидел страницу за страницей великолепные картины всех вещей, которые только есть на свете. Он хотел коснуться картин, зная что, если бы он мог делать так, все было бы сделано правильно, но, прежде чем кончики его пальцев смогли соединиться, она выхватила книгу, закрыла перед его носом, и он пробудился.

Вода в ванной была чуть теплой, его кожа — холодна, и комната была пуста — пустынна и лишена цвета.

Дом был расположен в торговом районе Руана, неподалеку от Сены, главной артерии благосостояния и процветания города. Каменный, под черепичной кровлей, с прочной дубовой дверью. Манди отметила в главной гостиной красивый центральный камин; вдоль стен — галерея на искусно сделанных опорах. В окнах — прозрачные стекла. Большая кладовая отгорожена занавесью; спальня наверху, на втором этаже.

— И как тебе это, сладкая моя? — спросил Иоанн с приветливой улыбкой.

Он был одет в шерстяную темно-красную тунику, от зимнего холода защищала еще теплая накидка. Из-под фригийского колпака, лихо сдвинутого набекрень, выбивались темные локоны.

— Очень хорош, — ответила Манди, потрогав стены и коснувшись набора посуды в буфете.

Иоанн обернулся и доброжелательно кивнул одному из солдат свиты, а затем мягко сказал Манди: