Небо цвета лазурита - Айгуль Грау

Марианна погрустнела и замкнулась. Голова опустилась и черные волнистые волосы волной выскользнули из-под капюшона закрыв собой лицо. Аймшиг подсознательно ощущал, что вот-вот и все получится. Он смягчил хватку, аккуратно опустив капюшон, заправил ее волосы за ухо. Она была так близко, что он снова почувствовал, как наяву вкус ее крови на языке. Сглотнув, еще несколько секунд боролся с собой, но вдруг понял, что гипноз слабеет и она уже настойчиво порывается уйти. Стоять же здесь в ночи, хоть и сглатывая слюну вожделения было так томительно прелестно, что в решающий миг он не смог себя остановить. Опять. И снова ее взгляд стал затуманено сонным, а тело вялым. И качнувшись в стороны, она подалась вперед, навстречу его рукам, подхватившим тонкую талию, закутанную в дутые пухлости зимней куртки.

Он был лишь немного выше девушки, и ее открытая смуглая шея оказалась так близко к лицу, что волна экзальтированного возбуждения пробежала по телу. Будто при прыжке с тарзанкой, когда пред тобой открывается великолепная ширь каньона, простирающегося во все направления, и ты стоишь одиноко на краю обрыва, а сердце замирает от смеси страха и адреналина. Так было почти всегда, когда он кусал кого-то. Предвкушение прыжка. Просто с кем-то эти прыжки были так – будто со ступеньки спрыгиваешь, некоторые давали прыжок с балкона первого этажа. Несколько раз встречались пятиэтажки. Но такой безумной пропасти – никогда. Он чувствовал себя чем-то вроде первооткрывателя, отчаянного безумца, бросившего вызов природе. Прижался носом к ее шее вдыхая, изо всех сил борясь с хищническими позывами. Сейчас, вот-вот, еще немного. Так страшно прыгать в бесконтрольную энергетическую бездну. Лишь бы не выпить ее…лишь бы не выпить полностью…Он зачем-то поцеловал ее в шею, уже совсем задурманенную, сонную.

– Ты должна мне верить. Я пришел помочь. Я приношу счастье. Я приношу покой. Я и есть – твое успокоение. Я – есть покой.

Сейчас… Сейчас… Сейчас… Все.

Наутро Марианну не могли добудиться. Хозяйка уже поставила на стол тарелку с лепешками и горячий молочный чай, и пока Фислар расталкивал спящую беспробудным сном, Лхаце сиротливо жалась к стенке, не зная куда присесть – Марианна лежала на ее месте. Под раздраженную фразу на нильдари о том, как можно спать так долго и беззаботно на такой жесткой скамье, Марианну громко вырвало на пол зеленой жижей. Все зажмурились с отвращением отвернувшись, комната наполнилась отвратительным запахом, мужчины быстро ретировались прочь, а Лхаце с матерью помогали убираться растерянно извиняющейся Марианне.

Голова дико гудела, комната ходила ходуном, двоилась, рассыпаясь в тумане. Ей стоило огромных усилий привести себя в чувство. Было дико стыдно за испорченный завтрак, хотя она не заметила ни доли укора во взглядах женщин. Только обеспокоенность. Всю оставшуюся неделю она ходила поникшей, задумчивой и постоянно уставшей. Мысли мутились, и она не находила в своей памяти ответа плохому самочувствию. Возможно отравилась. Стала есть осторожнее и к концу недели все потихоньку прошло. В доме даже опять послышался её смех, по которому уже истосковались его обитатели. Но через некоторое время все опять повторилось. В этот раз не за завтраком. Марианна успела доползти до случайной ёмкости на полу, прежде чем изрыгнуть из себя зеленую воду. Хозяйка тоскливо качала головой. «Беременность» – первое, что пришло ей на ум. И обида невольно скривила ее лицо. Все-таки эти двое крутили роман за их спиной, хотя так отчаянно прикидывались просто друзьями, даже жили в разных комнатах. А у нее уже были такие планы на будущее Лхаце с этим парнем. Ведь такой богатый иностранец смог бы вывести ее девочку в люди. Смог бы дать ей достойное будущее.

И чтобы не мучаться пустыми догадками, пригласили врача, определявшего по пульсу все недуги. Марианна к этому времени снова оправилась, хотя и не полностью. На щекотливый вопрос о беременности, заданный хозяйкой тайком за углом в коридоре, врач смутно пробурчал про себя «не думаю» и, силясь определись причину расстройства, дольше обычного держал ее руки, разглядывал язык, глаза, расспрашивал, что-то записывая в блокнот. Он уехал, так и не дав четкого диагноза, в полном замешательстве понимая, что не может отнести рисунок пульса девушки ни в одну из известных ему категорий. Этот случай так заинтриговал его, что сразу же от пациентки, он направился в соседний город за консультацией к старшему и более опытному товарищу. Фислар, не стесняясь доктора усмехался над его потугами, как чертик из табакерки, сидя во время осмотра на стуле неподалеку. А вся семья сгрудилась рядом, чтобы дотошно изучать все движения мысли на лице врача, и по ним уже вынести свой вердикт. Марианне тоже было любопытно, что ей скажут и может ли тибетский доктор определить наличие амриты в организме. Этот не смог. Она с надеждой вглядывалась в его потерянное лицо. Когда он ушел, Фислар, не стесняясь хозяев назвал доктора ослом по нильдари, хотя они с Марианной договаривались больше так не делать.

После того, как подобное случилось в третий раз, семья обеспокоилась не на шутку. Марианна решила больше не спать на кухне, и притащила в свою комнату на всякий случай тазик. Хозяйка заставляла ее пить желчегонный чай и не давала жирной пищи, решив, что это расстройство печени. Подспудно она расспрашивала девушку о изменениях в теле, болях в груди или животе, пытаясь натянуть на симптомы свой диагноз. Через неделю врач вернулся уже со своим другом, и они снова по очереди слушали ее пульс, смотрели на язык и расспрашивали. Семья глазела на этот бесплатный цирк.

За всей этой беготней с болезнями, они смирились и почти забыли о заливистом смехе разносящимся в комнатах, о солнечном свете и движении, приносимыми хлопотливой помощницей, о её не всегда уместных нелепых шуточках и о многом другом, что казалось таким естественным в первое время. Она больше не напевала себе под нос мотивы заставок индийский сериалов, не сюсюкалась с яками и не убегала с дикими воплями от шпор петуха, что доводило хозяина до конвульсий от смеха. Чтобы посмотреть на такое, он специально вновь и вновь посылал ее кормить кур и мириться с петухом. Но петух был непримирим, и снова Марианна с визгом дикого поросенка бежала прочь, а пожилой тибетец вытирал выступившие слезы и хватался за живот. Все это безвозвратно ушло, и хоть весеннее солнце все чаще заливало своим светом полы с разноцветными домоткаными ковриками, настоящее солнце будто уже навсегда скрылось за горизонтом.

Она ходила бледная, вечно уставшая и постоянно спала. Желая развлечь ее, хозяйка совала девушке в руки вышивку, чтобы снова сидеть за столом как раньше, обучая друг друга тибетско-английским словам. Но через какое-то время Марианна начинала жаловаться на боль в руках и тенью скрывалась в своей комнате, а женщина оставалась сидеть одна с застывшим взглядом нашептывая мантру будды сострадания.

После стука, Фислар заглянул в комнату. Марианна лежала, свернувшись клубком на кровати.

– Доброе утречко. Ты опять сегодня болеешь? На тебе лица нет.

– Не знаю…не знаю… – Марианна прошептала высохшими губами. – Все время нет сил ни на что. Может это авитаминоз?

– Что это еще такое? – Фислар иронично скривился в своем стиле, присев на край кровати.