Жребий Салема - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над головой что-то промелькнуло, и Каллахэн, очнувшись от размышлений, поднял голову. Что это? Птица? Летучая мышь? Улетела. Ну и ладно.
Он прислушался. Город молчал, только чуть слышно гудели провода.
Ночами, когда ползучие побеги кудзу захватывают поля, ты спишь мертвым сном.
Чьи это слова? Джеймса Дики?[23]
Кругом темно и ни звука. Только у входа в церковь, где никогда не выступал Фред Астер, горит лампа дневного света да на перекрестке Брок-стрит и Джойнтер-авеню мигает желтый сигнал светофора. Нигде не плакал ребенок.
Ночами, когда ползучие побеги кудзу захватывают поля, ты спишь…
От приподнятого настроения не осталось и следа, а сердце вдруг сдавило тисками ужаса. Каллахэну стало страшно не за свою жизнь или честь или что экономка узнает о его пристрастии к бутылке. Такого страха он не испытывал ни разу в жизни, даже в неблагополучном детстве.
Он испугался за свою бессмертную душу.
Я услышал голос, он звал меня к себе,
Приходи же, детка, в моем вечном сне.
Старый рок-н-ролл
И путники видят в том крае туманном
Сквозь окна, залитые красною мглой,
Огромные формы в движении странном,
Диктуемом дико звучащей струной.
Меж тем как противные быстрой рекою,
Сквозь бледную дверь, за которой Беда,
Выносятся тени и шумной толпою,
Забывши улыбку, хохочут всегда.
Эдгар Аллан По. Заколдованный замок[24]
Старики поведают, что город сейчас пуст.
Боб Дилан
1
Из «Календаря старого фермера»:
«В воскресенье 5 октября 1975 года заход солнца: 19:02.
В понедельник 6 октября 1975 года восход солнца: 06:49.
Темное время суток в Джерусалемс-Лоте в данный период, отстоящий от осеннего равноденствия на тринадцать дней, составляет одиннадцать часов сорок семь минут. Новолуние.
Крылатое выражение старого фермера в этот день: “Время упустить – урожай потерять”».
Из сообщения Портлендской метеостанции:
«Самая высокая температура воздуха в темное время суток зафиксирована в 19:05 и составила 16,5° C, а самая низкая отмечена в 04:06 и составила 8° C. Облачность переменная, без осадков. Ветер северо-западный, слабый».
Из журнала происшествий окружного полицейского управления Камберленда:
«Происшествий не зафиксировано».
2
Никто не констатировал смерть Джерусалемс-Лота утром 6 октября; никто и не знал, что город умер. Подобно телам погибших в предыдущие дни, город полностью сохранил все признаки жизни.
Рути Крокетт приболела и все выходные провела без сил в постели, а утром в понедельник исчезла. Никаких сообщений об этом не поступало. Ее мать, накрытая куском брезента, лежала в подвале за полками с вареньем и соленьями, а Ларри Крокетт проснулся поздно и решил, что дочь уже отправилась в школу. Он отказался от мысли пойти на работу и остался дома, поскольку чувствовал слабость и недомогание. «Грипп, наверное», – подумал он. Свет сильно резал глаза, и Ларри, поднявшись, задернул шторы, громко вскрикнув, когда луч света случайно скользнул по руке. Надо будет обязательно поменять стекла! Такой дефект не шутка! Так можно однажды вернуться домой и застать его в языках пламени, а эти придурки из страховой компании откажутся покрыть убытки, сославшись на самовозгорание. Так что, как выздоровеет, обязательно этим займется. Он подумал, не выпить ли кофе, но сама мысль об этом вызвала тошноту. Удивившись, куда могла запропаститься жена, он тут же о ней забыл и, ощупав странный порез от бритья под подбородком, закрылся простыней с головой и снова уснул.
Тем временем его дочь спала рядом с Дадом Роджерсом в эмалевой темноте выброшенного холодильника: в ночном мире ее нового существования она воспринимала его ухаживания посреди куч мусора весьма благосклонно.
Библиотекарша Лоретта Старчер тоже исчезла, хотя в жизни старой девы не нашлось человека, который бы это заметил. Теперь она нашла пристанище на темном и пыльном третьем этаже городской библиотеки. Дверь туда всегда была заперта (единственный ключ Лоретта постоянно носила на шее) и открывалась в исключительно редких случаях, когда просителю удавалось убедить библиотекаршу в своей значимости, интеллигентности и порядочности, необходимых для получения заветного допуска.
Сейчас она расположилась здесь сама – будто новое издание, только что вышедшее из печати и еще не побывавшее в руках человека.
Исчезновение Вирджила Ратбана тоже прошло незамеченным. Франклин Боддин проснулся в хибаре, где они жили, в девять утра, немного удивился, что Вирджила нет на месте, и начал вставать, решив поискать пива. Однако подняться ему не удалось: голова закружилась, ноги подкосились, и он упал. Господи, успел подумать он, снова проваливаясь в сон. Что мы вчера пили? Денатурат?
А за хижиной, зарывшись в прохладные залежи накопившейся за двадцать лет листвы и горы банок из-под пива, ждал наступления ночи Вирджил. И темные недра его тягучего мозга заполняли видения жидкости, куда более пьянящей, чем самое выдержанное виски, и утоляющей жажду лучше любого изысканного вина.
Ева Миллер заметила отсутствие Проныры Крейга за завтраком, но не придала этому значения. Она была слишком занята хлопотами по кухне, готовя завтрак для постояльцев, спешивших начать новую трудовую неделю. Потом Ева занялась уборкой посуды за бестолковым Гровером Верриллом и таким же никчемным Микки Сильвестром, постоянно игнорировавшими призыв «Не забудьте помыть за собой посуду», висевший над раковиной.
Но когда утренние заботы остались позади, в доме вновь воцарилась тишина и Ева занялась обычными делами, отсутствие Крейга ее встревожило. По понедельникам с Рейлроуд-стрит забирали мусор, и Проныра всегда относил к мостовой большие зеленые мешки, чтобы Ройал Сноу бросил их в кузов своего старенького грузовика. Сегодня зеленые мешки по-прежнему стояли на заднем крыльце.
Она поднялась к двери его комнаты и тихонько постучала:
– Эд?
Ответа не последовало. В другой день Ева бы просто решила, что он опять напился, и, поджав губы, вынесла бы мешки сама, но сегодня на душе у нее отчего-то было неспокойно и она повернула ручку двери и заглянула внутрь.
– Эд? – снова негромко окликнула она.
В комнате никого не было. Окно у изголовья кровати было распахнуто, и порывы утреннего ветерка трепали занавески. Ева машинально принялась убирать смятую постель, и под ногой что-то хрустнуло. На полу валялось разбитое настольное зеркальце. Ева подняла его и, нахмурившись, задумчиво повертела в руках. Это зеркальце досталось Проныре от матери, и он как-то даже отказался продать его антиквару за целых десять долларов, хотя уже тогда сильно пил.