Жестокие люди - Дирк Уиттенборн

Мы проделали это еще дважды. Один раз – стоя в душе, а второй – на диване, ожидая, когда нам принесут в номер завтрак. Потом, уписывая яичницу с беконом, я начал подумывать о том, не стоит ли нам попробовать те позы, которые предпочитали люди племени яномамо и респонденты журнала «Пентхаус». Но тут Майя потянулась через поднос, поцеловала меня щеку, оттопыривающуюся из-за того, что я набил рот едой, и предложила:

– Теперь можешь задавать мне свои вопросы.

– Прямо сейчас? – Пожалуй, было бы безопаснее просто продолжать заниматься любовью.

– Ты ведь этого хотел, кажется.

Я на нее разозлился. Зачем он все усложняет?

– Почему ты не отвечала на мои письма?

– Я получила их только на прошлой неделе. – Она подошла к своему чемодану и вытащила оттуда пачку открытых конвертов, перевязанных обувным шнурком.

– Брюс дал мне этот адрес. Я знаю, что он правильный: месье Буре, Рю де Рен 26, Женева.

– Месье Буре – это Билли Буре, дружок Брюса. Он закончил Гарвард на год раньше моего брата, и решил поработать годик учителем геометрии в школе Ле Роси, чтобы кадрить богатых девиц.

– Какого черта этот засранец не отдавал тебе письма?

Майя посмотрела на меня так, что мне сразу стало ясно: ее ответ мне не понравится.

– Это Брюс попросил его об этом.

Меня затошнило, прямо как в те бессонные ночи, когда я лежал и воображал, как Майя трахается с другими парнями. Меня предали, и это было ужасно. Слишком ужасно. После того, как Майя застала меня с Джилли, у нее, конечно, были причины на меня злиться. Но что такого я сделал Брюсу, чтобы он не хотел, чтобы его сестра получала мои письма? Если он решил, что я говнюк, и недостаточно хорош для Майи, то почему он продолжал звонить мне? Зачем он приезжал в школу с Коко и знакомил меня с той блондинкой – как там ее зовут? А потом сказал мне, что у Майи появился парень?

– Что ты имеешь в виду? – настаивал я. – Мне казалось, что Брюс хорошо ко мне относится, и что он хочет, чтобы мы были вместе. Это он сказал мне, чтобы я пришел к вам домой и помирился с тобой – в ту ночь, когда случился пожар. Он же был моим другом! Зачем ему нужно, чтобы мы расстались?

– Он боялся, что когда мы с тобой помиримся, я расскажу тебе, из-за чего начался пожар. – Майя нервно одернула простыни и выглянула в заснеженный парк. Мне казалось, что я сижу в автомобиле, который въезжает в кирпичную стену. Машину вела Майя. Сейчас, вот сейчас она скажет мне, что это она подожгла дом. Вряд ли я смогу дать ей разумной объяснение своим поступкам. Пейдж погибла, и она не воскреснет, если я начну орать на Майю. Кто знает, может, это был несчастный случай. Кроме того, возможно, что, если я промолчу, то Майе по-прежнему ничего не будет угрожать, а Брюс поверит в то, что я – один из них.

Моя подруга пустилась в объяснения:

– Когда меня поймали в Филадельфии, Брюс пытался уговорить дедушку, чтобы он заставил меня подписать какую-то бумагу, по которой меня лишат наследства, если я расскажу кому-нибудь о том, что произошло. Но дед сказал, что, во-первых, это дело будет разбираться в суде, а во-вторых, я уже достаточно взрослая, чтобы понимать… как он это сказал, не помню… – Майя дрожащими пальцами сжала сигарету и, подражая Осборну, продолжила:

– Грязное белье не станет чище, если стирать его прилюдно.

– О чем я мог рассказать, по мнению Брюса?

– Он заявил, что в один прекрасный момент ты решишь, что у тебя есть отличное средство, чтобы заставить нас платить. – За что платить? Я недоумевал. Неужели он действительно полагал, что шестнадцатилетний подросток может попытаться выжать из них деньги? Я едва поспевал за ее словами.

– Я пообещала, что не скажу тебе, но он понял, что я вру, и поэтому устроил все так, что мне не передавали твои письма. Видимо, он решил, что если я подумаю, что у тебя нет желания мне писать, а ты – что мне некогда тебе отвечать, потому что я развлекаюсь, то мы скоро забудем друг о друге. И тогда ему не придется беспокоиться о том, что когда-нибудь, сидя рядом с тобой, я расскажу, что… это моя мать подожгла дом.

– Этого не может быть. Я все видел. Миссис Лэнгли никак не могла этого сделать. – Мне надоело, что мне постоянно врут. Поэтому я заорал: – Твою мать! Ты, кажется, пообещала, что скажешь мне правду!

– Ты что, правда думаешь, что это сделала я?

Я промолчал.

– Значит, все то, что ты мне писал – что ты знаешь о том, что я ни в чем не виновата, что ты меня любишь, и всегда будешь любить – неправда? Ты такой же, как все.

– Нет.

Майя чуть не перевернула столик на колесиках, когда кинулась к своему чемодану.

– Между прочим, Финн, мама подтвердила это, когда мы с Брюсом и дедушкой навещали ее в больнице, после того, как ее выписали из отделения интенсивной терапии.

Мне очень хотелось ей верить. Я стал припоминать все, что случилось той ночью. Сначала я проскользнул в дом и случайно забрался в комнату миссис Лэнгли, затем побежал вниз, открыл дверь, увидел огонь, а потом… Нет, версия Майи не соответствовала действительности. Огонь развели, пока я и ее мать были на втором этаже.

– Она вообще наговорила много всякой ерунды.

– Например? – Она перестала собирать вещи.

– Ну, что я – герой, который спас ее. На самом деле, я обыкновенный трус, потому что даже не собирался искать тебя или помогать твоей матери – наоборот, я отталкивал ее и даже ударил ногой. Я думал только о том, как спастись самому.

– Это мне известно. – Майя подошла, чтобы обнять меня. Но мне было так стыдно, что ее утешения на меня совсем не подействовали. – Это Брюс захотел, чтобы все думали иначе.

– Зачем?

– Он сказал, что если мы будем говорить всем, что ты спас маму, то никто не заподозрит, что она хотела покончить жизнь самоубийством. – Странно, но я готов был простить Брюсу все, но только не то, что он заставил меня разыгрывать из себя героя.

– А мистер Осборн знал об этом?

– Сначала нет.

– А что он сказал, когда узнал?

– Что герои бывают разные.

– Да, здорово.

– Дедушка все еще злится на Брюса из-за этого. Он тебе сочувствует.

– Можешь передать своим родственникам, что им не о чем беспокоиться. Я получил стипендию на обучение в престижной школе. Мама – массажистка, которую Осборн называет врачом. Я еще не совсем с ума сошел, и поэтому не буду никому ничего говорить. Но это не меняет дела. Твоя мать не имеет никакого отношения к этому пожару, черт бы его побрал, и она вовсе не пыталась покончить жизнь самоубийством.

– Нет, пыталась! И это моя вина! – Майя завыла так, что я сразу заткнулся. Теперь она уже не была малолеткой, которая изображает тридцатитрехлетнюю особу. Она стала рыдать, как виноватый ребенок. Внимательно разглядывая носки своих туфель, делая длинные паузы и слизывая слезы, она дрожащим голосом медленно и подробно рассказала, что произошло в тот день. Я внимал каждой паузе, каждому изменению тона ее голоса. Дело не в том, что мне хотелось понять ее, просто я хотел уловить тот момент, когда она соврет. Мне не терпелось узнать о еще одном предательстве, чтобы я, наконец, смог повернуться спиной к этому племени и освободиться от болезненной, унизительной потребности быть любимым этими людьми.