Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати сказать, наше христианское «причаститься» – означает, «стать частью» Христа (Принципа Бра́хмана). В евангельском греческом языке такое внутреннее состояние передается словом ага́пэ – «любовь», но не земная, а именно «по причастности». И в Бхагавад Гите слово бха́кт (отсюда – бхакти-йога или «йога любви») происходит от того же самого корня – «часть (чего-то)», т. е. бхакти-йога в своем подлинном первоначальном значении – это не «йога любви» к Богу Кришне, а «становление частью» изначального Ви́шну, т. е. сопричастность Высшему Принципу.
И еще несколько слов о Христе, а точнее, о евангельском тексте. Почему вокруг Евангелий столько неутихающих споров? Этот текст никогда не понимали и не понимают до сих пор. Кто такой Христос: это действительно величайший человек, историческая личность, или какой-то неудавшийся еврейский пророк? Все непонимание этого текста происходит и происходило только по той причине, что в канонических Евангелиях в «художественном образе» Христа одновременно совмещены два реальных исторических персонажа: это безымянный мандей (возможно, Его действительно звали Иисусом), который проповедовал евреям Свое новое Учение о Царстве, и очередной неудавшийся иудейский псевдо-Мессия, распятый римлянами.
Синоптические Евангелия – это иудейское творение (но не Евангелие от Иоанна и не исходное Евангелие от Фомы, которое явилось образцом для синоптических и в котором фигурирует подлинный духовный проповедник-мандей). Синоптические Евангелия были созданы для того, чтобы поднять дух евреев в критическую историческую минуту существования этого народа. Здесь следует отметить принципиальные различия между разными «Евангелиями». Авторы-евреи синоптических Евангелий очень многое в проповеди подлинного Христа не понимали. Мандей Иоанн, автор Четвертого Евангелия, – понимал всё, и более того, он вложил в уста «своего» Христа те слова, которые исторический мандей Иисус никогда не произносил, но которые являются следствием подлинного опыта получения человеком того Царства Небесного, которое некогда проповедовал исторический Иисус. Евангелие от Фомы – это фактически «стенограмма» подлинных речей реального Иисуса-мандея, и по этой причине рассуждать о том, «понимал» автор или «не понимал» слова Иисуса некорректно.
Возвращаясь к Конфуцию, скажем: в последнем абзаце – когда он говорит о своем сердце – он, фактически, уподобляет самого себя тому иероглифу Вэнь, который существовал во времена Раннего Чжоу – фигура человека с нарисованным на груди сердцем. Фактически он завершает свою биографию рисунком себя самого в виде «иероглифа Вэнь».
И мы понимаем, что древний китаец не был таким примитивным, чтобы не знать о роли сердца в анатомии человека: Чжоу рассуждало о сердце, рисовало его, но при этом прекрасно понимало духовную сторону этого вопроса. А то, что Конфуций не закончил свою биографию на опыте Вэнь, но в конце «биографии» это Вэнь мысленно «нарисовал», свидетельствует о том, что перед нами не какая-то «схема», придуманная неким «учителем» или поверхностно «позаимствованная» Конфуцием у Вэнь-вана, а результат подлинной земной жизни конкретного человека.
Вот родилось чудное «дитя» в груди человека – у него «проснулось» сердце в опыте Вэнь. Человек его лелеет, бережет, ласкает, – и, наконец, начинает с ним «общаться», как с настоящим живым ребенком. Но время проходит, и такой «ребенок» растет, если с ним правильно общается «воспитатель». В конце концов, приходит время, – у Конфуция это заняло 10 лет (судя по всему, условных) после «рождения дитя», – когда человек почти полностью «уходит» в этого «ребенка» и им становится. Он смотрит на мир не своими прежними глазами, а уже глазами этого «дитя» и подчиняется ему – но уже себе новому – во всем. Такому не надо говорить: «не убий», «не кради», «не лги» – все это, как новая основа бытия, принадлежит сердцу этого человека. И более свободного в своих поступках человека не существует.
Хотя, конечно, есть ограничения, и именно о них говорит Конфуций в своей «автобиографии», причем, совершенно справедливо. Есть «Правила» или «Забор» (иудейский богословский термин), через который нельзя «перелезать». Этот «высокий забор» специально поставлен вторым Принципом для того, чтобы человек вдруг не «поза́рился» на все, связанное с Принципом первым и не ушел бы навсегда из-под влияния «второго». Второй Принцип – это та сансара, которая является «топливом» или источником существования этого всесильного Принципа Земли. Именно это, и только это страшит иудейского Бога Яхве – «утрата сансары», – поэтому для реализации запрета «выхода за ограду» допустимы все «недемократические» средства: ложь, лесть, подкуп и даже убийство.
Причем, речь в данном случае не идет о нарушении моральных заповедей «райских религий», а только о тех ограничениях в «поисках Истины», которые налагает на человека «Принцип Яхве». В Древнем Китае Небо представляли в виде «круга», а Землю – в виде «квадрата». Иероглиф, изображающий «квадрат» – это «рот» или «пасть» того тао-тэ иньцев, которые приносили этому Принципу человеческие жертвы. В Чжоу ритуальный орнамент в виде тао-тэ («пожиратель», «обжора») исчез, потому что появилось «совершенное Дэ» в виде опыта «раскрывшегося Неба». И по духовным законам бытия «Принцип Яхве» ретировался. Но все равно остались ограничения, предписанные ритуалом Ли, потому что и «Небо», и «Земля» – это тот же самый «Принцип Яхве». Существует единственный способ выйти за пределы этих «ограничений» – стать человеком Царства или человеком-Бра́хманом, что одно и то же.
А почему, все-таки, этот второй Принцип во многих религиях мира отождествляется с каким-то Монстром-пожирателем? Только потому, что это и есть его истинная онтологическая сущность, которая так страшна для человека. Образно говоря, этот Принцип может существовать только за счет «крови», – он «питается» (поддерживает свое существование) благодаря той энергии страданий, мучения и страха, которую излучает любое человеческое существо, зверь или дерево, когда его убивают. Отсюда – великая любовь всех Богов к человеческим войнам, к их ужасам и бедам, – всех тех Богов, которые олицетворяют собой этот Принцип. Отсюда – обязательное требование регулярных кровавых жертвоприношений, отсюда – специальные жертвенные алтари. Так было в Древнем Египте, в Ассирии,