Шептуха - Катажина Береника Мищук

Слава помрачнела. Не знаю, чего еще она ожидала от поведения вурдалака, к тому же слуги Велеса.

– О боги, – выдавила она. – Я не знала. Прости.

– Ладно, я пойду. – Я повернулась к свету, видневшемуся между деревьев. – Они, наверное, беспокоятся обо мне.

– Не волнуйся. Никто не заметил, что тебя так долго нет. – Слава встала рядом со мной. – Русалки наложили на них сильное заклинание.

– Думаешь, они не запаниковали при виде твоих сестер с зелеными волосами? – рассмеялась я.

– Мы можем быть невидимыми, если захотим. – Она подмигнула мне. – Они не знают, что среди них танцуют богинки. Самое большее – могут задаться вопросом, кто использовал такие мощные возбуждающие травы.

У меня даже живот скрутило.

– Значит, твои сестры устроили там небольшую оргию? С этими стариками? Как вам не стыдно.

Она радостно хихикнула и хлопнула в ладоши. Звук был на удивление громким. Эхо повторило его несколько раз.

– Не все там такие уж старые. Есть несколько человек, кому за сорок.

– И один, кому за тысячу, – пошутила я.

– Будь с ним осторожна. Он тоже хочет заполучить цветок.

– И не скрывает этого.

– Я знаю, что ты к нему чувствуешь.

– Ничего я к нему не чувствую, – соврала я.

Между деревьями появились русалки, вызванные хлопком Славы. Продолжая танцевать на ходу, они побежали в глубь леса. Когда их радостный смех утих, моя подруга сказала:

– Я же вижу. Просто помни, что Мешко не может ничего тебе предложить. Если ты отдашь ему цветок, он умрет. Кто тогда защитит тебя от гнева богов?

– Я… – осеклась я.

– Иди уже, развлекайся. – Она поцеловала меня в щеку на прощание. – Мои сестры наложили на кладбище свое заклинание, так что все там в веселом, русальном настроении. Даже твой серьезный Мешко.

– Сомневаюсь, что ваше заклинание что-нибудь изменит, – фыркнула я.

– Если он испытывает к тебе какие-то чувства, то колдовство сработает на ура. Помни, что русалки не могут принудить кого-то полюбить. Мы можем только раздуть уже теплящееся чувство. Иди к своему любимому.

– Тогда… до встречи?

– До встречи. Ага! Я надеюсь, что потом ты расскажешь мне все, включая пикантные подробности. – Она захихикала.

– Лучше умереть!

– Началась Русальная неделя. У меня в эти дни будет много работы. Ну, знаешь, бегать по лесу и все такое, – сказала она непринужденно, как будто это было нечто само собой разумеющееся. – Квартира в твоем распоряжении. Я вернусь только через несколько дней.

Я уже собиралась уйти, как вдруг кое-что вспомнила.

– Стой, стой, Слава, а ты заплатила за квартиру?

– Э-э-э… А ты не могла бы это сделать? Спасибо!

Некоторые вещи не меняются. Даже когда выясняется, что твоя лучшая подруга – русалка.

Когда я вернулась на кладбище, первое, что заметила, – это клубящийся над костром фиолетовый дым. Он искрил, плавал над языками пламени и, несмотря на ветер, медленно поднимался вверх, как будто обладал собственной волей.

На каждой могиле теперь теплилась маленькая лампадка, и венки из свежих цветов украшали надгробия. Ничего из этого не было, когда я уходила отсюда. Видимо, русалки решили придать месту праздничное настроение и немного украсить кладбище.

Меня окутал аромат цветов и трав. В носу защекотало, а глаза начали слезиться. Я чихнула. Действия чар, наложенных русалками, долго ждать не пришлось. Все краски вдруг стали более яркими, пламя стало переливаться всеми цветами радуги. Голова начала кружиться. Усталость, которую я испытывала еще минуту назад, совершенно исчезла.

Хотя сидевшие у костра играли только на скрипке и аккордеоне, я отчетливо слышала барабан, флейту и арфу. В мелодии было что-то мистическое и древнее. Я поняла, что это была музыка самого леса, маленького кладбища, скрытого в его глубине.

Где-то рядом со мной тихо зазвенели колокольчики. Я осознала, что этот звук издавали цветы ландыша, вплетенные в мой венок. Коснулась пальцами их нежных белых лепестков и снова услышала звон колокольчиков.

Магия.

Я подошла к костру. Через пламя перепрыгнул какой-то мужчина, на вид лет пятидесяти, но довольно бодрый. Слава была права, некоторые вещуны и шептухи вовсе не были такими старыми, как мне казалось. Когда женщины сняли с голов цветастые платки, оказалось, что седых среди них не так уж и много. Мужчин, в свою очередь, несправедливо старили обязательные бороды и усы. И кроме того, это очень негигиенично, если быть честной – совсем другое дело, нежели щетина Мешко.

Точно! Мешко.

Как только я подумала о нем, он возник рядом со мной.

– Долго тебя не было.

– Нет, тебе показалось, – отмахнулась я.

– Когда ты исчезла, кто-то, должно быть, подсыпал что-то в огонь, – признался он, оглядываясь по сторонам. – Все сошли с ума.

– В конце концов, это Зеленые Святки, – беззаботно рассмеялась я.

– Даже страшно представить, что будет твориться в Купальскую ночь, – сказал он.

Мы подошли к каменной скамье. Баба Яга устроилась на ней и громко храпела, сжимая в руке бутылку меда, которую я тут же осторожно забрала, чтобы она случайно не разбилась. Пока я допивала остатки, Мешко не сводил глаз с моих губ. Это польстило моему тщеславию.

– Что с ней? – спросила я.

– Некоторые отреагировали на дурман так же. – Он пожал плечами.

Я посмотрела на Мщуя. Он сидел, откинув назад голову, и обильно пускал слюни. Ну и мерзость.

Сев, я вдохнула пропитанный травами и чарами воздух. В глазах снова все поплыло, а после сладкого напитка я почувствовала жажду.

– У тебя есть что-нибудь попить? – спросила я.

– Только мед, – поморщился он. – От этого дыма и у меня в горле пересохло, но Мщуй выдул всю воду, которую мы взяли. Шептуха ничего не принесла?

– Нет. Она всегда берет только алкоголь.

И бутерброды с яйцом.

Я неохотно выпила протянутый мед. Мешко был прав. Дым лез в горло, отчего его постоянно хотелось промочить. Я задумалась. Может, таков и был замысел? Я внимательно посмотрела на сидящего рядом со мной мужчину.

Сейчас Мешко не походил на серьезного монарха. Его узкие губы насмешливо улыбались, когда он смотрел, как вещуны прыгают через костер, а шептухи танцуют под завораживающую мелодию, которую играли музыканты. Он невольно топал одной ногой в такт. Глаза его блестели, зрачки расширились. У огня было жарко, так что он развязал тесемки на вороте своей белой льняной рубашки и распахнул ее пошире, хотя капюшон все еще оставался на голове.