Остров пропавших деревьев - Элиф Шафак

В тот день, когда жена Костаса впала в кому, из которой так и не вышла, печаль поселилась в его доме, подобно стервятнику, не желающему улетать, пока не сожрет все следы радости и веселья. Сразу после смерти Дефне Костас несколько месяцев подряд, а потом время от времени приходил в сад и, завернувшись в тонкое одеяло, сидел возле меня; глаза у него были опухшими и красными, движения вялыми, будто его против воли подняли со дна озера. Костас никогда не плакал дома, чтобы дочь не видела отцовских слез.

В такие вечера меня переполняла такая безграничная нежность и любовь, что становилось нестерпимо больно. Именно в подобные моменты лежавшая между нами пропасть причиняла мне особенно сильные страдания. Как же я убивалась из-за того, что не могу превратить ветви в руки, чтобы обнять Костаса, сучки – в пальцы, чтобы приласкать его, листья – в языки, чтобы прошептать слова утешения, а ствол – в сердце, чтобы вобрать в себя любимый образ.

* * *

– Хорошо. Все готово. – Костас огляделся по сторонам. – Теперь я собираюсь опустить тебя туда. – Лицо его стало нежным, глаза мягко мерцали: в них отражалось неспешно садившееся на западе солнце. – Часть твоих корней сломается, но не волнуйся. Оставшихся вполне хватит для поддержания жизнедеятельности.

Пытаясь сохранять спокойствие, стараясь не паниковать, я послала вниз срочное предупреждение находящимся под землей конечностям, что буквально через несколько секунд многие из них погибнут. Они столь же оперативно откликнулись сотней мгновенных сигналов, сообщавших о том, что в курсе грядущего. Они были готовы.

Судорожно вздохнув, Костас нагнулся и толкнул меня к яме. Сперва я не двинулась с места. Тогда Костас положил ладони на ствол и удвоил усилия, нажимая осторожно и продуманно, но настойчиво.

– С тобой все будет прекрасно. Доверься мне, моя дорогая.

Его мягкий голос обволакивал меня, удерживая на месте; даже одно-единственное нежное слово из уст Костаса обладало мощной гравитацией, неумолимо притягивавшей меня к нему.

Постепенно все мои страхи и сомнения растаяли, точно клочья тумана. В этот момент я поняла, что Костас откопает меня, как только из-под земли проклюнутся подснежники, а иволга проложит себе путь домой по голубым небесам. Я это знала наверняка, как и то, что снова увижу Костаса Казандзакиса, в прекрасных глазах которого будет по-прежнему сквозить пронзительная печаль, поселившаяся в его душе после смерти жены. Как бы мне хотелось, чтобы он любил меня так же, как любил ее!

Костаки, прощай до весны, а тогда…

На его лице вдруг появилось выражение удивления, и на секунду мне показалось, будто он услышал меня. Услышал и все понял. Впрочем, выражение это промелькнуло и сразу исчезло.

Ухватившись еще крепче, Костас сделал последнее усилие и столкнул меня вниз. Мир накренился, небо завертелось, мутная трясина поглотила и комья земли, и низкие свинцовые облака.

Морально приготовившись к падению, я чувствовала, как напрягаются и лопаются корни. Один за другим. Из-под земли донеслось странное, глухое хрясь-хрясь-хрясь. Будь я человеком, это было бы звуком ломающихся костей.

У окна спальни, прижавшись лбом к стеклу, Ада смотрела, как отец в зловещем свете двух фонарей, спиной к ней, в саду убирает граблями опавшие листья с сырой земли. После того как они вдвоем вернулись домой, отец ушел в сад и остался работать на холоде, сказав, что, когда ему позвонили из школы, он оставил фиговое дерево лежать без присмотра. Что бы это ни значило. Еще одно проявление слабости отца, подумала Ада. Он сказал, что ему срочно нужно накрыть дерево, и обещал вернуться через пару минут, но минуты растянулись на час, а отец по-прежнему оставался в саду.

Ада мысленно вернулась к событиям сегодняшнего дня. Стыд змеей свернулся у нее в животе. Кусая снова и снова. Ей до сих пор не верилось, что она могла такое выкинуть. Орать как оглашенная на глазах у всего класса! Что на нее нашло? И лицо миссис Уолкотт – пепельного цвета, испуганное. Должно быть, это выражение лица заразное, поскольку Ада видела его на лицах всех остальных учителей, узнавших о происшествии. У Ады скрутило внутренности при воспоминании, как ее вызвали в кабинет директора. К этому времени остальные ученики уже ушли из школы, и звуки гулко разносились по зданию, словно в пустой раковине.

К Аде отнеслись доброжелательно, но с неприкрытой озабоченностью. Учителя волновались за девочку, хотя ее поведение явно ставило их в тупик. До сегодняшнего дня Аду считали обычным интровертом, не то чтобы слишком застенчивой или тихой, а просто не любящей вылезать вперед. Предпочитавшей жить своим умом задумчивой девочкой, которая после смерти матери замкнулась и ушла в себя. Однако теперь учителя даже не знали, что и думать.

Они сразу позвонили ее отцу, и он моментально примчался, даже не переодевшись после садовых работ: его ботинки были заляпаны грязью, в волосах застрял сухой лист. Директор школы беседовал с Костасом с глазу на глаз, а Ада сидела в коридоре, нервно качая ногой.

На обратном пути отец засы́пал Аду вопросами, пытаясь понять, как она могла выкинуть такой номер, однако от подобной настойчивости Ада еще больше замкнулась. Когда они приехали домой, она сразу же ушла в свою спальню, а отец – в сад.

Глаза Ады наполнились слезами, ведь теперь ей наверняка придется сменить учебное заведение. Другого выхода она пока просто не видела. Интересно, оформит ли директор школы ее задержание или типа того? Впрочем, для Ады это было бы наименьшим злом. Любое выбранное им наказание не пойдет ни в какое сравнение со страхом оказаться под прицелом глаз одноклассников после начала нового семестра. Теперь ни один мальчик не захочет с ней встречаться. И ни одна девочка не пригласит ее на день рождения или в поход по магазинам. Теперь к ней намертво приклеятся ярлыки «чокнутая» и «психопатка», буквально вытатуированные на коже, и, когда она появится в классе, унизительные слова станут первым, что увидят одноклассники. При одной этой мысли Аде стало дурно, на душе лежал груз, тяжелый, как мокрый песок.

Накрутив себя до неистовства, Ада поняла, что больше не может находиться одна. Она вышла из комнаты в холл, стены которого украшали рисунки в рамках и семейные фотографии каникул, дней рождений, пикников, юбилеев свадьбы… Моментальные снимки блаженных моментов, ярких и ослепительных, но давно ушедших, словно мертвые звезды, что дарят остатки света.

Пройдя через гостиную, Ада открыла раздвижную дверь в сад позади дома. В комнату тут же ворвался ветер. Он теребил страницы книг и разносил по полу листы бумаги. Ада подобрала упавшие страницы и, бросив взгляд на первую в стопке, узнала аккуратный почерк отца: Как закопать фиговое дерево за десять шагов. На странице были представлены подробные инструкции и примитивные рисунки. В отличие от жены, Костас никогда хорошо не рисовал.

Не успела Ада оказаться в саду, как ее тут же бросило в дрожь от колючего холода. Озабоченная своими проблемами, она напрочь забыла о циклоне «Гера», но сейчас остро осознала его реальность. В воздухе стоял кисловатый затхлый запах – запах гниющих листьев, мокрых камней и тлеющего сырого дерева.