Четыре с половиной холостяка - Светлана Лубенец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После окончания рабочего дня из Большого Инженерного Корпуса мы с Беспрозванных вышли если еще и не рука об руку, то настолько вместе, что ожидающая меня у хлебобулочного киоска Альбинка округлила свои бледные глазенки до состояния глаз самой большой собаки из сказки «Огниво».
– Это кто? – с ужасом спросила она, когда Беспрозванных, кивнув мне на прощание давно не стриженной головой, побежал к маршруткам.
– Это он!
– Кто?
– Образец № 1 – нестандартный мужчина.
– Да уж… очень нестандартный, – презрительно скривилась Альбинка.
Я вспомнила, как Валерий Георгиевич самоотверженно защитил меня от Юлии, и обиделась за него:
– Чего уж в нем такого ужасного, что у тебя аж челюсть на сторону свернуло?
– Да он прямо парижский клошар…
– И давно вы, Альбина Александровна, из Парижу? – скривилась и я от едкой иронии, так и сквозившей в моем голосе.
– Не остри. Я их такими представляла, когда книжки французские читала.
– Французские клошары – это то же самое, что русские бомжи. Не хочешь же ты сказать, что Беспрозванных похож на бомжа?
– Так он еще и Беспрозванных к тому же…
– Слушай, подруга! – рассердилась я уже не на шутку. – Валерий Георгиевич, конечно, не идеал мужчины, но ничем не хуже твоего чухонца!
– Ничего не понимаю… – помотала головой Альбинка. – Зачем тебе при стрижке цвета вина утренней зари сдался этот обтерханный мужик в лисьих штанах?
– Почему в лисьих?
– Рыжих потому что. Цвета драной голодной лисы.
– А я на нем… если хочешь знать… проверяю выкладки статьи «Легкий флирт – дело нелегкое!».
– Нашла на ком! Такого стоит только пальцем поманить.
– Ошибаешься, подруга. Этот «клошар» – убежденный холостяк и женщин на дух не переносит. Если уж на него подействует, значит… ну… ты понимаешь…
– Ладно, – махнула рукой Альбинка. – Проверяй, на ком хочешь, только газету отдай.
– Тебе-то зачем? Ты со своим Дюбаревым все пункты инструкции уже отработала в законном браке.
– Не мне… Понимаешь, Сонечка влюбилась. У них там, в училище, есть один мальчик… Он на Сонечку не обращает никакого внимания, а она ночами плачет…
– Альбинка! Сонечке всего семнадцать лет! Пусть поплачет! Будет, что в старости вспоминать! Неужели тебе хочется, чтобы она, как ты, вляпалась в замужество практически в детстве?
– Что? Так сильно действует? – Альбинка с испугом посмотрела на листки газетки «Будни тяжелого машиностроения».
– Ты же видела этого «клошара»… Готов на все! – бодро соврала я, чтобы эта ненормальная мамаша не перекрыла дочке святые слезы первой несчастной любви.
На том мы с Альбинкой и расстались, потому что подошел ее автобус.
Я ехала домой в маршрутке и размышляла о Беспрозванных. Неужели он производит на посторонних такое тяжелое впечатление? Видимо, Валерий Георгиевич мне как-то примелькался в своих… лисьих штанах. Вот вам и благородная терракота… И все-таки штаны штанами, а смородиновых глаз у него никто не отнимет!
И… опять же… он в два счета внес изменения в чертеж опротивевшего мне ротора, который наконец покинул поле моего монитора. Я только не очень поняла, обрадовалась Юлия, что чертеж наконец созрел, или огорчилась, что у одного компьютера подозрительно долго копошились целых два сотрудника. Но какое мне до этого дело! И вообще: дотянуть этого «клошара» до себя – в этом что-то такое есть…
Я в возбуждении даже поерзала на сиденье маршрутки, чем привела в негодование рядом сидящего дедка с негабаритной тарой на коленях. Но что мне его тара, когда передо мной открывались чудовищные горизонты и радужные перспективы! Это же просто Бернард Шоу «Пигмалион» наоборот. Я – профессор Хиггинс, Альбинка – полковник Пикеринг, Валерий Георгиевич Беспрозванных – неотесанная цветочница Элиза Дулиттл. А Слон, пожалуй, сойдет за Фредди. Или нет! Для Фредди Никифоров слишком умен. Пусть Фредди будет Славик Федоров!
Я представляла, как отучаю Беспрозванных бухтеть и прихлебывать на все бюро кофе, как мы стрижем ему волосы в модном салоне «Витязь» и покупаем красивую дорогую одежду. И обязательно рубашку с запонками. До чего же мне нравятся запонки! Зря их сейчас почти не носят! Особенно детально я представила себе сабантуйчик нашего паршивого технического бюро, который теперь велено называть корпоративной вечеринкой. Мы приходим туда рука об руку с Беспрозванных. Я в маленьком черном платье и на шпильках, Валерий Георгиевич – в темном костюме-тройке и в светлой рубашке с запонками и с галстуком. Вы, конечно, догадываетесь, что дальше идет немая сцена. Уже по Гоголю. Где до него Бернарду Шоу! И еще вы наверняка догадываетесь, что все остальные непродегустированные мною образцы во главе с волооким Славиком Федоровым в данный момент съежились и поблекли в моем воображении. Вряд ли они смогут предложить мне что-нибудь более изысканное. Решено! Я останавливаюсь на № 1 – на Беспрозванных Валерии Георгиевиче!
– Того и жди, пойдут дожди в Испании… попытавшись вспомнить цитату из Бернарда Шоу, заявила я дедку с тарой, на что он мгновенно среагировал:
– А что им, этим испанцам! У них там жара! А вот у нас уже третью неделю кряду льет… Того и жди, что Нева выйдет из берегов!
Весь следующий день я советовалась с Валерием Георгиевичем на предмет нового чертежа, изменения в который мне надо было вносить. Несколько раз в процессе переговоров мы пили мой кофе и разговаривали о жизни, плавно переходя на допуски, посадки и шероховатости стальной поверхности, когда мимо нас проходила Юлия. Я уже надеялась на то, что после работы мне удастся затащить его перекусить блинчиками в соседнюю забегаловку «Чайная ложка», когда мимо нас прошел наш сослуживец Володька Бондарев и кинул всего одну фразу, которая отбросила меня назад на два дня, на состояние висящего на мониторе ротора:
– Окучиваешь Валерку, Натаха? Успеха тебе на этом нелегком поприще!
Вы бы видели, что сделалось с Беспрозванных! Смородиновые глаза потемнели до антрацитового цвета, лицо пошло красными пятнами. Он нервно отставил к стене нашего обеденного пластикового столика чашку с синим павлином и сухо сказал:
– Я думаю, что больше не нужен вам, Наталья Львовна. – И вернулся к своему компьютеру.
Я с ненавистью посмотрела на Володьку Бондарева, который походя разрушил мою мечту о немой сцене по Гоголю. А ко мне тут же подсела Надя Модзалевская и без спросу насыпала себе в чашку моего «Davidoffa». Помните Надю? Это она назвала брюки Беспрозванных отрыжкой красных революционных шаровар.
– Наташка, ты что, в самом деле положила глаз на Валерика? – спросила она, прихлебывая стопроцентную арабику.
– А что? – ответила я вопросом на вопрос.
– Это же дохлый номер!
– Точно. Особенно если мимо будет шастать Бондарев и совать свой нос куда не надо! – зло добавила я.