Затопленная комната - Софья Сергеевна Маркелова

— Лида. Лидочка. Лидонька, — мягко и тягуче позвал сестру Арсений, буквально смакуя каждую букву. — Милая моя, дорогая. Иди-ка ты на хрен. Сама разбирайся с мамашей. Вы обе и так достаточно крови у меня выпили. Так что отвяжитесь обе, наконец. И можешь не звонить мне больше, трубку я поднимать теперь не стану.

— Это ты кого на хрен послал?! Это ты меня на хрен послал?! — взвизгнула от негодования Лида, а её ребёнок завопил в унисон с матерью. — Да иди ты сам на хрен, козёл! Я маме всё передам, все твои слова!..

Арсений не стал слушать поток брани, изливаемый на него, а просто завершил звонок и с чувством полного удовлетворения глотнул остывший чай. Телефон ещё какое-то время разрывался от входящих звонков, Лида не унималась. Вскоре она начала бомбардировку сообщениями, но Сеня их не читал — сразу удалял.

На душе у него светлело с каждой минутой всё больше.

Сестра, как бы зла она ни была, ни за что не приедет к нему домой, на то и был весь расчёт. От своих детей она не отходила ни на шаг, а везти всю эту свору на другой конец города — весьма трудоёмкое и энергозатратное дело. Всё, на что была способна Лида, — это звонки и сообщения. Довольно малосущественная угроза, если подумать.

VIII

Его ликование и гордость за самого себя продолжались ровно до тех пор, пока он не лёг спать. Сон пришёл мгновенно, выбросив не сопротивлявшегося Арсения в чрево давно знакомой и уже практически родной комнаты.

Жестокий призрак в этот раз восседал на подоконнике. У него на коленях лежало тело, вытащенное из кровавого озера, и багряными пальцами обитатель комнаты медленно гладил труп по голове, словно успокаивая маленького ребёнка, который никак не мог заснуть.

Арсений смотрел не на тело, он, сжав губы и отведя взгляд в сторону, задал вопрос, который беспокоил его с самого утра:

— Это ведь ты напал на мою мать?

— А ты сам как думаешь? — тихо отозвалась фигура.

— Иных претендентов нет, — сурово проговорил Сеня. — Одно не могу понять. Зачем тебе это делать? Ты убил Тимура, чуть не убил мать. При этом оставляешь следы, которые могут привести ко мне, будто специально. Я не знаю, кто ты, мстительный дух, падший ангел-хранитель или сам чёрт во плоти… Но я хочу понять, чем ты руководствуешься.

Продолжая медитативно расчёсывать пальцами волосы трупа, кровавый призрак какое-то время молчал, не глядя на Арсения.

— Ты смотришь, но не видишь. Ищешь, но не замечаешь, — наконец отозвался силуэт. — Я делаю то, на что не мог решиться ты сам.

Сеня скривился.

— Если так желаешь знать, я рождён этой комнатой и исполняю её волю, — произнёс призрак.

— Мне не нужны человеческие жертвы и внимание полиции, — процедил Арсений, скрещивая руки на груди. — Да, это было захватывающе, признаю… На миг возликовать, что твои обидчики получили по заслугам. Но больше подобное тебе творить не стоит. Ты привлекаешь ко мне лишнее внимание, оставляешь следы. Я не хочу, чтобы ты ещё кому-то навредил.

— Не лги самому себе.

— О чём ты?..

— Я знаю всё, о чём ты мечтаешь, что ты таишь в глубине души и чего страстно жаждешь. Нельзя отказываться от самого себя. Прими этого. Прими свою суть.

Призрак обхватил обеими ладонями голову трупа, лежавшую у него на коленях, и медленно повернул её в сторону Арсения, чтобы тот мог хорошенько разглядеть мёртвое лицо.

На брата двумя мутными бельмами уставилась безжизненная Лида. Рот её был приоткрыт, из него капала кровь. И в комнате в тот миг не раздавалось иного звука, кроме мерного стука, с которым капли крови падали вниз, разбиваясь о гладкую поверхность чёрного озера.

С коротким вскриком Арсений выпутался из паутины кошмара, вскакивая со своего тесного диванчика. Перед его глазами всё плыло, всё дрожало и пульсировало.

За окном стояла предрассветная тьма, и, чем дольше Сеня вглядывался в войлочно-серое небо, тем сильнее становилось гнетущее ощущение, что рассвет никогда не наступит. Что этот рыхлый мрак никогда не развеется, навечно пленив в себе разум и чувства.

Телефон сам оказался в руках. Дрожащими пальцами Арсений выбрал номер сестры в журнале звонков и принялся вслушиваться в однообразные гудки. Но гудки всё шли и шли, неумолимо растягиваясь и заставляя сердце подстраиваться под этот размеренный ритм. Сеня ждал полминуты, минуту, вторую. Ничего.

— Ну же, давай, давай! Возьми трубку! — шептал он вслух.

Вдруг гудок прервался, на вызов ответили, и Арсений облегчённо выдохнул:

— Лида, наконец! Ты как там, в порядке?

— Это не Лида, — ответил низкий мужской голос. — Это её муж. А ты ещё кто такой?

— Эм, — запнулся Арсений, — я её брат… А где Лида?

— Лида?.. А Лиды больше нет, — с долгими паузами произнёс её супруг, и его голос вдруг дрогнул: — Её убили… Убили мою Лидочку…

В трубке послышались гудки, и Сеня потрясённо убрал телефон от уха. В сердце его бушевал настоящий шторм: смешались все чувства, страх и сомнения. Он не находил в себе сил, чтобы подняться с дивана, включить свет и осмотреть квартиру на предмет новых следов крови. Но почему-то он не сомневался, что они есть, как и всегда. Что его сестру, как и остальных, забрал к себе в кошмар кровавый призрак.

А Сеня никак не смог этому помешать. Он не сумел это предотвратить, хоть догадывался, что подобное могло случиться.

По всему выходило, что этот оживший мстительный дух не собирался успокаиваться, а был намерен вершить свой самосуд каждую ночь. Сколько ещё трупов друзей и знакомых плавало в тесной комнате? Сколько ещё из виденных Арсением во сне смертей кровавый призрак желал воплотить в реальность?

Как это всё остановить?!

Будь его воля, он бы не выходил больше из дома, заперся бы на все замки, питался одним кофе и не смыкал бы глаз, но это казалось непозволительной роскошью. И Арсений, сам себе не отдавая отчёта, привычно засобирался на работу. Он тенью скользил по квартире, перешагивая дорожку кровавых капель, тянувшихся от двери, ничего вокруг не замечая.

Родной станок встретил его деловитым гулом, и до самого вечера Сеня занимался тем, что лучше всего умел делать — подкладывал новых жертв под лезвие ножа. Машина без устали опускала гильотину на бумагу, кромсала и резала края, а Арсений, бледный и притихший, с замиранием сердца смотрел за бритвенно-острым краем, ловя в его гладкой поверхности отражение собственного