Теща Дракулы - Анастасия Монастырская

— Матушка твоя цепкий ум имеет, намного лучше, чем я в деловых и прочих вопросах разбирается. Вот и попросил ее заняться твоим приданым, а также защитой прочих твоих интересов. Не беспокойся, родная, твоя матушка ничего не упустит.

— Но они столько времени проводят вместе! Я совсем не знаю князя: каждый день думаю, какой он? Будет ли любить меня?

— Поверь мне, Виорика, князь уже тебя любит. Вы — хорошая права, и пусть тебя не пугает, что он старше. Муж должен быть старше жены.

Ох, как ошибался батюшка! Ни тогда, ни сейчас не любил ее князь и не полюбит уже никогда. Виорика поняла это в тот самый час, когда муж поцеловал ее в церкви, равнодушно коснувшись холодных сжатых губ, признав свое супружеское право. Поняла и сама испугалась. С тех пор, как видела Дракулу, то закрывала глаза вы надежде, что тот исчезнет. И не будет казней, стонов и криков, от которых она просыпалась ранним утром и не могла заснуть до поздней ночи. В первый раз, когда он заставил жену присутствовать на экзекуции, Виорика упала без чувств: отрубленная голова подкатилась к самым ее ногам. Очнулась и увидела глаза, подернутые пленкой. Такие были у куриц, когда их резали. Виорика подозревала, что Дракула специально все подстроил: и чтобы голова, и чтобы рядом. В следующий раз, он держал наготове тряпочку, смоченную в мятном масле. Как только жена побледнела, сунул под нос. «Смотри, что бывает с предателями!» — с молодого красивого мужчины чулком сняли кожу. Был человек, стал кусок плоти. Мятная тряпочка не помогла.

Владу повсюду мерещились предатели, вот и казнил всех, в ком сомневался: чтобы зараза не пошла дальше. Матушка, единственная, кто не боялся Дракулы. Как-то он закричал, страшно вращая глаза, она лишь рассмеялась: — С таким лицом, дорогой зять, детишек по ночам пугать. Охолони, здоровее будешь, а то вон, как покраснел. Вот если бы Виорика могла так шутить и улыбаться, не замечать грубостей и быть искусной в постели. Хоть бы научиться целоваться, да так, чтоб дух захватывало! Впрочем, не любил Дракула этих нежностей: приходил уже за полночь, задирал тонкую сорочку, раздвигал ноги и… Было больно и неприятно. А ведь говорят, что и женщине может понравится супружеский долг, если… Если что? Подслушанный разговор на кухне не помог разобраться в собственной брезгливости, и Виорика укрепилась в мысли, что сама виновата. Что-то в ней неправильно устроено, раз муж старается держаться подальше. Пять месяцев со свадьбы прошло, а она до сих пор не понесла. Ребеночек все бы исправил, и Влад бы смягчился… Ребеночек!

Господи, сказать бы кому, покаяться! Но кому? Везде уши да языки лживые, — Виорика глухо застонала, зарывшись лицом в перину. А Божана, знай себе, только подливала масла в огонь.

— Князю пора наследника иметь, самый возраст пошел для отцовства — двадцать девятый годок. Скоро тридцать. У его отца в этом возрасте два сынка по двору бегали.

— Мне четырнадцать только, — прошептала юная княгиня. — Вдруг умру при родах?

— Эка невидаль! — рассмеялась Божана. — Четырнадцать! У нас и в десять замуж выходят, бабий век короток — успеть бы налюбиться всласть. На мать свою посмотри, во сколько венчалась-то? С тобой и так долго тянули, ждали, чтоб в самый сок вошла. И правильно — вон, какой горячий мужик достался, небось, скучать в постели не дает? — она заговорщицки подмигнула Виорике. — Счастливица! А с ребеночком могла бы и побыстрей постараться — княжеству наследник нужен. Мы уж думали, что пустая оказалась.

— Пустая?

— Ну, бесплодная. Как смоковница. Хорошо, что ошиблись!

«Совсем меня не боится, — тоскливо подумала Виорика. — Как и все остальные в этом мрачном ненавистном замке. Только я дрожу, словно мышь серая. Жаль, крыльев нет, хоть бы и перепончатых — мигом бы улетела. При Владе она и рта не смеет раскрыть. За такие слова мигом на кол посадит».

Божана тем временем расплела густые косы княгини и начала расчесывать густые душистые волосы деревянным гребнем.

— Ты яблочки ешь — самый вкус у них сейчас, — щебетала служанка. — Кто яблочки ест, у того детишки красивые да здоровые рождаются. И щечки у тех детишек румяные!

Опять об этом! Скоро весь двор будет знать, что княгиня Виорика понесла. И кто тянул за язык? Чего испугалось-то? Ведь не убил бы при всем честном народе. Влад вообще на нее ни разу руку не поднял. Разве что пару пощечин отвесил, но то за дело — чтобы в чувство привести. Пару раз плакала, не желая выходить к гостям, вот и получила. Щека потом несколько дней горела. А теперь точно убьет, если чуда не случится. Если бы забеременеть! Однако несколько дней придется подождать. Почему бог не дает им с Владом ребеночка, а ведь почти каждую ночь стараются. Только не в радость им эта любовь.

Надо бы Божану отвлечь, а то ведь так просто не уйдет — подробностей жаждет.

— А что Божана, — княгиня надкусила сочное на вид яблоко и тут же скривилась — кислое: — У мужа моего любовницы были?

— Господь с тобой, — испуганно перекрестилась служанка. — Разве можно о таких делах у черни спрашивать?

— Ну, ты же все про всех знаешь, — ластилась Виорика. — Расскажи, да не утаивай ничего. Это раньше мне было нельзя, теперь уж все равно. Мужняя жена.

Божане страсть как хотелось посплетничать.

— И то верно — в твоем положении нельзя отказывать. Тот, кто беременной женщине откажет, семь лет несчастий обретет. Ладно, что уж там скрывать. Была до тебя у государя нашего любовница. Красавица, каких и не сыскать: волосы — шелк заморский, чернее ночи, ресницы — мех соболиный, глаза — омут тягучий. Пройдет мимо — будто золотым одарит.

— А как ее звали? — жадно спросила Виорика.

— Аурикой нарекли, золотая значит. Откуда к нам явилась, никто не знал, но жила одна, без мужа и родителей. Дом Аурики стоял в глухой и безлюдной части Тырговиште[1]. И никто не смел появляться там без княжеского приглашения. Да и как за высокий забор проникнешь, все штаны порвешь.

— Неужели сама Аурика не боялась?

— Шальная была. Когда неслась на своем вороном жеребце, народ расступался. Волосы по ветру вьются, руки сильные, поводья рвут, а сама хохочет. А уж как князя любила, так тебе и не рассказать. Что ни взгляд, то ласка жаркая и нежная.

— Умела, значит, — с завистью прошептала Виорика.

— Да чего ж тут уметь?! — всплеснула руками Божана. — Дело нехитрое!

— А как Влад к ней ездил? Тайком? — сменила тему Виорика.

— Да разве наш господарь что-то делает тайком?! Открыто к ней и ездил, поначалу чуть ли не каждую ночь оставался, потом пореже стал бывать. Но не забывал все равно: подарки присылал. Вся столица за их любовью следила. Пробовали по началу подсматривать за князем, да особо любопытные жизнью поплатились. Находили потом тела, иссушенные, будто кто-то выпил у них всю кровь. Только кожа и кости остались.

— Страх-то какой, — прошептала Виорика, широко распахнув черные глаза. — Неужто упыри постарались? Или сама Аурика упырицей была?