Пехота апокалипсиса - Александр Золотько

Касеев просто не хотел идти домой. Не хотел выходить из здания СИА. Боялся, что ли...

Тут все было более-менее привычным и настоящим. А там, за стенами...

У вас возникли видения, Женя! После железнодорожной катастрофы. Видения.

Видения, подумал Касеев. Обидно, подумал Касеев. Он не думал, что все произойдет так быстро, до обидного быстро.

Всего две недели близкого общения с Зеленой крошкой.

Касеев посмотрел на свою руку. На кончики пальцев – указательного и большого. На самом деле они не зеленые.

Нет, они не зеленые. Он тщательно моет руки после... После этого. Да и делал он это почти двое суток назад. Смог выдержать целых двое суток.

Сволочь все-таки капитан Горенко. Какая сволочь!

Оставил подарок.

Зеленый порошок сыплется на руку Касеева. Всего щепотка.

И ту потом отобрали при допросе. И целых две недели после этого Касеев не вспоминал о зеленом порошке.

Потом неожиданно для себя зашел в «Лавку артефактов».

Ее потом закрыли, через неделю, когда началась организованная борьба с братскими настроениями. Но тогда лавочка была еще открыта, а ее владелец, Михаил Соломонович, не стал задавать вопросов, когда Касеев попросил капсулу с Зеленой крошкой.

Он даже сделал скидку Касееву, как старому знакомому и журналисту.

Когда-то Касеев курил травку. Особого впечатления это на него не произвело.

Пилюля, купленная для эксперимента в клубе, вызвала на утро дикое расстройство желудка и головную боль.

Сутки Касеев к Зеленой крошке не прикасался. Думал о ней, прикидывал, как это будет, думал – зачем, пытался понять, чего это ему вдруг так захотелось...

Сутки.

Вечером следующего дня расстелил постель, лег. Открыл капсулу и высыпал на ладонь несколько крупинок. Комочки зеленой пыли. Мельчайших кристалликов.

Комочки легко рассыпались между пальцами. Касеев поднес зеленую пыль к лицу, затаил дыхание.

Какого черта, подумал Касеев и глубоко вдохнул.

Ему хватало одной дозы в день. Через две недели оказалось, что он не может без этого обходиться.

Нет, его не ломает, не бьет. Он просто знает, что так нужно. Знает, что без этого он теперь не сможет понимать, где настоящий мир, а где только видения. И ради этого он готов на все.

Касеев вышел из СИА, сел в редакционную машину.

– Домой? – спросил водитель.

– Домой,– сказал Касеев.

Пальцы его правой руки, большой и указательный, терлись друг о друга, словно растирая невидимый порошок.

Машина свернула на проспект, потом ушла вправо, по Садовой,– навигатор предупредил о пробке и вывел на лобовое стекло новый маршрут.

Новый маршрут на эти сутки избрала и космическая станция. На всякий случай. Это входило в программу маскировки и безопасности.

Нынешние обитатели станции всегда уделяли большое внимание безопасности и маскировке...

Герман Николаевич Клеев был вынужден прибегнуть к маскировке и макияжу из чисто протокольных соображений. Нехорошо было встречаться с представителем Китайской Народной Республики, имея синяк во всю щеку...

Алексею Трошину было глубоко наплевать на синяк на скуле. На территории спецлагеря на такие мелочи внимания не обращали. Главное, чтобы охраняемый контингент не пытался приблизиться к периметру безопасности.

А то, что территориалы попытались поставить на место Патруль,– сугубо внутренне дело Патруля и территориалов. Как и то, что Патруль на место становиться отказался и, несмотря на численное превосходство противника, обеспечил себе право пользоваться ближним сортиром, а не тем, что был на другом конце лагеря.

Сколько еще времени придется проторчать в бараках – не знал никто. Суда еще не было, и сроков его никто не называл.

До него еще нужно дожить.

Какое выдалось утро! Замечательное выдалось утро! Просто прекрасное. И черт с ним, дождем за окном. Он – за окном. А Ильин – дома, в теплой постели.

В своей теплой постели.

Это вам не комфортабельные апартаменты в следственном изоляторе. Это – собственная комната в собственной квартире.

Хорошо!

Должно быть хорошо.

Он месяц не был у себя дома. Месяц, который у него украли. И не просто месяц, а месяц его отпуска.

Наверное, можно огорчиться, отстраненно подумал Ильин и не огорчился. Взялся отпуск неизвестно откуда, неизвестно куда ушел.

Хо-ро-шо! Очень хорошо. И главное что? Правильно, главное – совершенно не хочется искать Грифа.

То есть – совершенно. Ильин помнил, что еще вчера просто готов был биться головой о стену, преодолевать препоны и рыскать в джунглях и пустыне, а сегодня...

Если не думать о вчерашнем посетителе – совсем хорошо.

Должно, просто обязано быть хорошо. Если повторять это «хорошо» каждую минуту, то, наверное, в это можно будет поверить.

Или сойти с ума.

Ильин осторожно потрогал свой подбородок. Рука скользнула к горлу. Щетина. Он уже два дня не брился и зарос.

Щетина росла у Ильина очень быстро, приходилось бриться ежедневно, а если вечером, после службы, намечалось свидание, то и дважды.

Под пальцами была щетина и не было никакой нити. И раны не было на том месте, куда она вошла в плоть Ильина.

Борясь с тошнотой, Ильин резко сел на постели. Потер виски.

Вчера...

«Паук». Нить. Словно ток пробежал по телу Ильина. Искра метнулась от клетки к клетке, пережигая связи, парализуя тело и вызывая тошнотворное ощущение бессилия.

Здравствуй, крутой майор.

Ильину показалось, что нить шевельнулась, поудобнее устраиваясь у него в мозгу.

Хоть кивнул бы.

Ильин с ужасом почувствовал, как тело напряглось, дернулось и голова качнулась вперед.

– Страшно? – спросил «паук».– Не отвечай, не нужно...

На лице «паука» расплылась удовлетворенная улыбка. «Пауку» нравилось все происходящее.

– Я бы тебя, майор, просто спалил бы. Честно. Полсекунды – и у тебя в мозгах перегорели бы предохранители. И все твои мысли, желания и воспоминания сплавились бы в одну кучу. В комок. Такой скользкий на ощупь... я бы сказал – «склизкий». Очень точное слово. Можно я присяду на диван у тебя в комнате?

И снова Ильин кивнул.

И снова «паук» усмехнулся.

Они прошли в комнату.

«Паук» сел на диван слева, указал Ильину на правую сторону. Ильин послушно сел.