Девятая квартира в антресолях - Инга Кондратьева

Семиглазов вернулся в квартиру и продолжал ждать. Ни через час, ни через два никто из его соседей так и не вернулся. Поняв, что от бездействия он может сойти с ума, Алексей бросился на Ваганьково, куда по слухам свозили убиенных. То, что он там увидел, пересказу не подлежит. Тела лежали на пустующем участке, на дорожках, во всех сараях и других подсобных помещениях, а телеги все шли и шли. Он выбежал за ограду, сел прямо на землю, обхватил голову и попытался взять себя в руки. Он сообразил, что если даже отыщет сейчас своих товарищей, то никто ему их не отдаст, потому что он им не родственник. Привести родных? Но не у всех они в городе. Искать близких, тех, кто возьмет хлопоты на себя? Так сначала надо понять, что все-таки произошло. Что делать?

И тут он вспомнил, как на каком-то праздничном вечере в Университете братья показывали ему среди почетных приглашенных гостей Савву Мимозова, и хвастались, что они лично знакомы и тот даже их сестрам стипендию собственноручно платит. Потом ещё показывали особняк, где тот живет, и всегда говорили о Савве как о существе всемогущем. Семиглазов встал, и пешком, через Пресненскую заставу пошел к центру города, где жил Мимозов, потому что вернуться в пустующую квартиру было выше его сил.

***

Обед отменялся. Савва взял из секретера пачку денег и добавил в бумажник, понимая, что это лучший пропуск куда угодно. Вначале он настоял на том, чтобы вернуться на съемную квартиру, вдруг тревога окажется ложной. Семиглазов знал, что загулять его товарищам было просто не на что, но он уже поверил в Савву как в былинного богатыря и согласен был исполнять любое его веление. Квартира была пуста. Они поехали на кладбище, уже смеркалось. Пожилой усатый жандарм, которого поставили для удержания натиска родственников, потерявших своих домочадцев, как попугай повторял в толпу: «Опознание завтра, погребение послезавтра». Савва командным голосом рявкнул: «Начальник где? Доложи!» Жандарм опешил: «Ваш-благородие, так они с утра тут как… Час назад домой отбыли-с!». «Веди к старшему!» – приказал Савва, проталкивая перед собой Семиглазова, чтобы не затерялся. В конторе сидел уже плохо видящий от усталости дед, видимо какой-то из помощников директора, а то и просто сторож. Савва показал ему синенькую. Тот молча взял из угла фонарь, и они пошли обходить длинные ряды лежащих тел. Зрелище было не для слабонервных. Через два часа осмотра, сами практически уже ничего не видящие от тусклого света фонаря и постоянного всматривания в каждое лицо, они отыскали сразу и Семена, и письмоводителя с одной из барышень. Второй из них и Петра нигде поблизости не оказалось. Продолжать осмотр сил больше не было, они решили, что приедут утром, когда рассветет. «Этих двоих в сторону, раз уж опознали, сообщим – завтра заберут, а того… Ледник при часовне имеется? Туда его!» – приказал Савва, указывая на тело Семена Оленина. «Побойся Бога, барин! Ледник с утра переполнен, куда ж я этого, из общей-то захоронки? Меня ж завтра в шею, а его все равно, в общую, обратно». «А если не в общую? Покупаю место, оградку, заказываю полностью всё – отпевание, сорокоуст!» – сделали запись в конторской книге, выписали гербовую бумагу и всё решилось. Савва своими глазами удостоверился, что место в леднике нашлось, и напоследок, рассчитываясь с дедком, спросил у того: «А если живые, то куда свозили, знаешь?». Дед почесал в затылке: «Дык… Их столько сегодня было, барин. Где место нашлось. Но в основном, говорят, в Мариинскую, да в Старо-Екатерининскую».

Савва велел Алексею ехать отсыпаться, так как Петра он сам узнает, если что, но тот наотрез отказался. Остаться совершенно одному, без этого большого, всё решающего, всё на себя берущего человека наедине с ужасом и тишиной? Нет! Семиглазов теперь готов был не спать хоть неделю, только бы чувствовать себя в безопасности, под защитой. И они вместе взялись объезжать больницы. Ни в одной из двух упомянутых Петра не оказалось. «Ну, что, Алексей, к себе, что ли ночевать тебя забрать сегодня?» – размышлял вслух Савва. «Савва Борисович, не бросайте! Я где-нибудь в уголку, в прихожей, я не стесню. Только одного не оставляйте!» «Ну, что, домой, что ли?» – спросил кучер. Савва задумчиво подтвердил: «Да, давай э-эээээ… домой, голубчик», – и вдруг хлопнул кучера по плечу и твердым, совершенно не уставшим голосом почти крикнул: «Гони в Голицинскую!»

В Голицинской им повезло. Они нашли Петра живым, но дежурный фельдшер сказал, что потеря крови была такая, что вряд ли до рассвета дотянет. Савва перебрал в уме всех, кто из его многочисленных знакомств мог быть сейчас полезен. По течению дел товарищества Полетаева они с Андреем Григорьевичем часто и много в последний год имели дело с различными хирургами, и Савва вспомнил, что именно в Голицинской всё ещё практикует в прошлом военно-полевой врач, ученик Пирогова , доктор Коломийцев. Он оставил Семиглазова дремать на банкетке в приемном покое и помчался по домашнему адресу профессора. Разбудив того уже под самое утро, он вытащил доктора из постели и примчал в больницу, благо оборудование там было, хотя практически применялось крайне редко.

Так как и этот врач, осмотрев, подтвердил, что надежды нет никакой, Савва упросил, а Коломийцев согласился и провел Петру Оленину прямую инфузию крови, так как терять было всё равно нечего. Савва предложил в качестве донора себя, но ему было отказано по причине возраста. Стали искать источник моложе сорока лет, и тут проснувшийся Семиглазов с рвением согласился на процедуру. Увидев инструментарий, он плавно ушел в небольшой обморок, но сразу же очнулся и, ответив на вопросы о бывших болезнях или отсутствии таковых, настойчиво велел продолжать. Никто не знает, по каким причинам , но перелитая кровь не сворачивается всего в одном, примерно, случае из трех. Оставалось только молиться. Савва поручил обоих подопечных присмотру врачей, а сам поехал, наконец, домой.

***

Слава Богу, дети спали. Он, стараясь не шуметь, прокрался в спальню, но увидел, что Феврония дремлет, полусидя на подушках, в домашнем платье, не раздеваясь. Она тут же чутко уловила появление мужа:

– Ну, наконец-то! Иди, умойся, и я тебя кормить буду.

– Кусок в горло не полезет, Вронюшка. – И Савва как был, в парадном с утра еще одеянии, прилег на кровать и положил голову ей на колени.

Он рассказывал все страшные события вечера и ночи, а она гладила его по вискам, не вздрагивала, не охала, а только иногда задавала уточняющие вопросы.

– А у вас тут что? – спросил он, завершив скорбное повествование. – Девочки-то хоть не знают?

– Младшие вроде не знают, а старшие догадываются, конечно, ты ж понимаешь, что прислуге рот не зашьешь.

– Давай рассказывай, я ж знаю, что полон дом новостей всегда.

– Ты знаешь, Савва, что я сплетен не люблю!

– Воронёнок, ну почему сразу сплетен? Расскажи как настроение в городе, что говорят?

– К нашей кухарке товарка забегала, – нехотя начала Феврония. – У них хозяин приглашение на сегодня имел к французскому послу, так весь день думали, что бал отменят. Ну, тот ждал до последнего, но никого из посыльных не было. Он лицо государственное, подневольное – поехал. Так говорит, император контрдансом бал открывал. Правда, уехал скоро.