Анна и французский поцелуй - Стефани Перкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подожди, ее нужно распробовать, как вино, – говорит Мередит.
Сент-Клэр наматывает полную вилку пасты.
– Итак, как прошел урок французского? – спрашивает он.
Такая резкая смена темы заставляет меня вздрогнуть.
– Профессор Жиллет меня пугает. Она постоянно хмурится…
Я откусываю кусочек багета. Корочка хрустит, но внутри хлеб мягкий и упругий. О боже. Я запихиваю в рот еще кусочек.
Мередит выглядит задумчивой.
– Она может пугать поначалу, но, когда вы познакомитесь поближе, ты убедишься, что она очень хорошая.
– Мередит – ее лучшая ученица, – сообщает Сент-Клэр.
Рашми отлипает от Джоша, который явно изумлен притоком свежего воздуха.
– Мер делает успехи во французском и в испанском, – добавляет она.
– Может, ты побудешь моим репетитором? – обращаюсь я к Мередит. – Языки мне даются отвратительно. Здесь закрыли глаза на мои оценки по испанскому лишь потому, что директриса любит читать тупые новеллы моего папеньки.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Мередит.
Я округляю глаза:
– Она упоминала это несколько раз во время телефонного разговора. – Постоянно спрашивала о том, как продвигаются съемки «Маяка». Словно отец что-то говорит по этому поводу. Или мне есть до этого дело. Она и не предполагает, что я могу предпочитать несколько иные фильмы, чуть более интеллектуальные, к примеру.
– Мне нравится итальянский, – говорит Мередит. – Но здесь его не преподают. Я хочу в следующем году поступать в колледж в Риме. Или в Лондоне. Возможно, я могла бы учить его там.
– Разве итальянский не лучше изучать в Риме? – спрашиваю я.
– Ну, да. – Мередит украдкой бросает взгляд на Сент-Клэра. – Но мне всегда нравился Лондон.
Бедная Мер. Ее дела совсем плохи.
– А ты чем хочешь заниматься? – спрашиваю я Сент-Клэра. – Куда будешь поступать?
Он пожимает плечами. Так медленно, лениво, удивительно по-французски. Точно так же сделал официант вчера вечером, когда я спросила, есть ли у них пицца.
– Не знаю. Это зависит… Хотя мне нравится история. – Парень наклоняется вперед, словно хочет поделиться интимным секретом. – Я всегда мечтал быть одним из тех типов, у которых берут интервью на Би-би-си или Пи-би-эс[14]. Ну знаешь, с умопомрачительными бровями и замшевыми заплатками на локтях.
Прямо как я! Ну что-то вроде того.
– Я тоже хочу, чтобы меня показывали по каналу с классическими фильмами, где мы обсуждали бы Хичкока и Капру[15] с Робертом Осборном, – признаюсь я. – Он там ведет большую часть программ. Я хочу сказать, он, конечно, старый пижон, но все-таки крутой. И знает просто все о кино.
– Правда? – В голосе парня слышится неподдельный интерес.
– Голова Сент-Клэра забита совсем другим. Его интересуют исключительно учебники по истории размером с энциклопедию, – вклинивается в разговор Мередит. – Поэтому выманить из комнаты его крайне тяжело.
– Поэтому там вечно торчит Элли, – сухо замечает Рашми.
– Кто бы говорил! – Сент-Клэр кивает в сторону Джоша. – Особенно если вспомнить… Анри.
– Анри! – повторяет Мередит, и оба смеются.
– Один-единственный чертов день, но ты никогда не устанешь мне о нем напоминать. – Рашми косится на Джоша, но тот занят пастой.
– Кто такой Ан-ри? – Я пытаюсь правильно произнести имя.
– Один экскурсовод, с которым мы познакомились на втором курсе, во время поездки в Версаль, – отвечает Сент-Клэр. – Маленький, тощий заморыш, но Рашми бросила нас в Зеркальной галерее и побежала к нему…
– Ничего подобного! – Рашми в возмущении всплескивает руками.
Мередит качает головой:
– Они обжимались весь день. На глазах у всех.
– Вся школа два часа ждала их в автобусе из-за того, что Рашми забыла, в какое время мы уезжаем, – добавляет Сент-Клэр.
– И вовсе не два часа… – не сдается Рашми.
– Профессор Хансон в конце концов обнаружил ее под каким-то кустом в саду, и вся шея у нее была в следах от укусов, – заканчивает Мередит.
– В следах от укусов! – прыскает Сент-Клэр.
Рашми фыркает:
– Заткнись, Английский язычок.
– А?
– Английский язычок, – смеется девушка. – Так мы стали называть тебя после того захватывающего представления, которое вы с Элли устроили на уличной ярмарке прошлой весной.
Сент-Клэр пытается протестовать, но смех получается неестественно громким. Мередит и Рашми прекращают перебранку, но… Я уже потеряла нить разговора. Я думаю о том, как теперь целуется Мэтт. И возможно ли, что, попрактиковавшись, он стал целоваться лучше? Может, это из-за меня он так плохо целовался?
О нет.
Я плохо целуюсь. Наверняка дело во мне.
Однажды мне вручат статуэтку в форме губ, на которой будет выгравировано: «Худшая в мире девушка для поцелуев». И Мэтт скажет речь о том, как, доведенный до отчаяния, начал встречаться со мной, холодной и неприступной. И в итоге лишь зря потратил время, не подозревая, что все эти дни по нему сохла вполне доступная Черри Миликен. А что она доступная – знают все.
О боже! Неужели Тоф тоже считает, что я плохо целуюсь?
Это было всего один раз. В последнюю перед отлетом во Францию смену в летнем лагере. Время тянулось медленно, и мы почти весь вечер просидели в лобби одни. К тому же это была наша последняя встреча перед расставанием. На целых четыре месяца. Возможно, нам казалось, что это наш последний шанс. Как бы то ни было, мы вели себя безрассудно. Отчаянно храбро. Флиртовали весь вечер напролет, и к тому моменту, когда нужно было возвращаться домой, мы уже не могли разойтись просто так. Поэтому… мы продолжили разговор.
А потом Тоф признался, что будет по мне скучать.
И поцеловал меня.
А потом я ушла.
– Анна? С тобой все в порядке? – спрашивает меня кто-то из друзей.
Все за столом смотрят на меня.
Не плачь. Не плачь. Не плачь.
– Мм… А где здесь туалет?
Туалет – моя любимая отговорка в любой ситуации. Стоит о нем упомянуть, и все расспросы тут же прекращаются.
– Туалеты дальше по коридору. – Сент-Клэр смотрит на меня с недоверием, но не отваживается задать вопрос. Возможно, он боится, что я начну рассказывать про впитывающие способности тампонов или упомяну страшное слово на букву «М».