Огни на равнине - Сёхэй Оока

– С этим нельзя ничего поделать, – равнодушно бросил другой солдат. – Эй ты, захочешь помочиться – дай знать. Мы поможем тебе.

Осторожно уложив больного на траву, мы с напарником вернулись на свои места.

– Бесполезно, – мрачно произнес кто-то. – Он все равно долго не протянет.

Наступила короткая пауза.

– Послушайте! – неестественно громким голосом воскликнул один из солдат. – Вы понимаете, что все мы – жалкая кучка дезертиров? – Он единственный в нашей компании до сих пор еще не прошел процедуру изгнания из родной части.

Никто не проронил ни звука.

Я встал и побрел к ручью, который серебрился в сотне метров от меня у подножия горы. Я решил набрать воды во фляжку, пока окончательно не стемнело. Догадавшись о моих намерениях, несколько солдат окликнули меня и попросили заодно наполнить и их фляжки. В результате у меня в руках оказалась целая связка сосудов.

Я плелся по тропе и размышлял. Выходило, что даже обреченные люди пытаются как-то облегчить свое существование и перекладывают часть личных проблем и забот на чужие плечи, эксплуатируют посторонних людей, таких же бедолаг, как они.

Шагая обратно по окутанному ночным мраком лесу, я увидел среди деревьев Ясуду. Он что-то варил в котелке над костром. Вспышки огня освещали его лицо, и я заметил, что оно все изрезано, словно шрамами, бесчисленными морщинами.

Солнце село. Над горизонтом розовато-золотистым обручем висел закат, а над ним в темнеющем небе дрожал тонкий серебряный месяц. Вскоре малиновая дуга и блестящий серпик, словно связанные одной нитью, одновременно скользнули за горы.

Внезапно в призрачной ночной дымке зажглись сотни фонариков – это проснулись и запорхали в воздухе маленькие светлячки. Они резвились над речными протоками, взмывали ракетами над землей, вычерчивали на черном бархате ночи искрящиеся зигзаги и обводили контуры деревьев. Потом опускались на ветви и листья лесных исполинов, и те вспыхивали, точно рождественские елки.

Малярик чуть слышно стонал. Стоны вырывались у него вместе с дыханием, будто напоминание о том, что и мы должны делать вдохи и выдохи.

– Эй, отец! Вы уже спите? – раздался в темноте чей-то голос.

Мне показалось, что вопрос задал тот молодой солдатик, которому я не дал кукурузы. Сначала я решил, что он обращается ко мне, и даже поднял голову.

Однако отозвался Ясуда:

– Чего тебе?

– Как вы думаете, отец, что с нами будет?

– О боги! Перестань приставать ко мне! – отрезал Ясуда. – С тех пор как мы ушли из лагеря, ты постоянно спрашиваешь меня об этом. Сколько можно тебе говорить: поживем – увидим.

– Вам-то хорошо. Вы знаете, как с этим справиться. А вот я…

– А ты тоже напрягись и что-нибудь придумай, чтобы легче выжить было.

– Но как? У меня нет таких запасов табака, как у вас. И что мне делать с моей болезнью? У меня ведь все-таки бери-бери.

– У тебя больше шансов выжить, чем у меня. Ты бы в поля сходил, поискал там что-нибудь съедобное. Чем тебе не решение? Неужели ты думаешь, я стал бы унижаться, ползать на брюхе перед этими санитарами, если бы не мои язвы? Нет, я бы ни за что тут не остался. Ушел бы отсюда и, как дикий зверь, рыскал по полям, по лесам в поисках добычи.

– Вам очень больно? Язвы эти… они очень болят?

– Боль просто адская!

– Простите, отец. Знаете, я буду держаться рядом с вами.

– Обо мне не беспокойся. Но если ты думаешь, что можно покрутиться около меня и за это получить пару картофелин, то ничего у тебя не выйдет. Вот ведь наглость какая! Пошел бы да сам себе чего-нибудь раздобыл.

– Мне будет грустно и одиноко…

– Не валяй дурака! Кстати, сколько тебе лет?

– Двадцать один. Меня призвали в прошлом году. По состоянию здоровья присвоили вторую категорию.

– Тебе двадцать один год? Гм, значит, ты уже совершеннолетний. Вот и веди себя как взрослый человек! Когда дела принимают такой оборот, каждый мужчина стоит сам за себя. Нет смысла беспокоиться о других, нужно заботиться о себе. Скажу тебе еще кое-что: человек может целый месяц прожить на траве, корешках и листьях. Иногда даже два месяца. А потом…

– Вот-вот, а что потом?

– Ну а потом мало ли что… Не будь таким трусом. Зачем заглядывать вперед?

– Вы, отец, воспринимаете все не так, как я. Вы старше меня, вы сильный волевой человек. А я что? Я дошел до точки… Мне ничего уже не нужно… Хочу умереть!

– Ладно, хочешь помереть – пожалуйста! Чего же ты ждешь? – поинтересовался Ясуда, немного помолчав.

– Послушайте, отец, хотите, я открою вам одну страшную тайну?

– Зачем? Мне-то какое дело?

– Нет, серьезно, я вам такое сейчас расскажу… Я об этом никому никогда… Моя мать… ну в общем, она была просто служанкой в доме моего папаши. Женат он, естественно, был на другой женщине.

– И это все? Но ведь в этом нет ничего необычного.

– Да?! А я вот ни от кого не слышал такого признания… Ну, что мать у него простая служанка и все остальное…

– Обычно люди не трезвонят об этом направо и налево, как ты. Но подобных историй полно. И в книгах, и в фильмах часто такие случаи происходят.

– Ага, точно, один раз я сам видел. Киношка называлась «Мать, которую я когда-то знал». Ну, сидел я, смотрел, а потом не выдержал и ушел… с середины…

– А почему ты решил рассказать мне свою душещипательную историю именно сейчас, глубокой ночью?

– Ну, так просто. Мне захотелось поделиться с кем-то своей болью… Когда я появился на свет, мою мать с позором вышвырнули из дома. Меня, правда, оставили и долгие годы скрывали правду. Ну, вырос я, стал совершенно диким, неуправляемым. Часто влипал в разные истории, и тогда старуха, то есть папашина законная жена, взяла да и выложила мне все начистоту. Ясуда усмехнулся:

– Дикий, говоришь, неуправляемый? Что же это ты такое натворил?

– Да ничего особенного. Ну, любил вертеться с друзьями около чайных домиков… в кино ходить… Иногда в пачинко[2]играл.

– А чем твой отец занимается?

– Он кузнец. У него свой магазинчик в квартале Сирокава в Токио… Когда старуха мне все рассказала, я жутко разозлился и убежал из дома. Нашел работу – стал официантом в одном заведении, а потом и с обязанностями повара стал неплохо справляться.

– Ну и какие же у тебя тогда проблемы? – удивился Ясуда. – Ты оперился, встал на ноги, теперь сам себе голова. На жизнь зарабатываешь… Какая разница, кто твои папа-мама?