Думай, как Коко Шанель - Алексей Саркелов

И все же, по мнению знатоков моды, подражать Шанель невозможно – в простом нельзя повториться!

Герцог Вестминстерский (высокий, крепко скроенный блондин, крестник королевы Виктории) был одним из самых богатых людей Англии. В один из вечеров, в Монте-Карло, его представили Габриэль. Ей было 42 года, ему – 46.

Он восхищался Коко. Он осыпал ее подарками. Орхидеи, корзины фруктов, на дне которых она всегда находила какой-нибудь сюрприз, к примеру, в виде огромного необработанного изумруда, курсировали с завидным постоянством из Лондона в Париж.

Это была одна из самых продолжительных и настойчивых «осад». Тем не менее, Габриэль колебалась. Но «крепость» рухнула.

Герцог показал ей свои многочисленные владения. Три чудесных года Шанель провела в роскоши апартаментов и красочных пейзажей, изобилующих цветами, три года – под солнцем, дождями и ветрами на

предоставленной ей яхте – четырехмачтовой шхуне с обстановкой в стиле эпохи королевы Анны.

У Коко вновь появились иллюзии. Но как бы ни был прекрасен их роман, почувствовав, что мечта о замужестве неосуществима, она предпочла оборвать эту заранее проигранную партию.

Коко запретила себе думать об улетучившихся мечтах и своих обидах. Ее подчеркнуто дружеское отношение было всего лишь проявлением гордыни. «Пэров много, – сказала она себе, – а Шанель одна!»

В 1939 году Шанель закрыла Дом моделей и вскоре покинула Францию. Она отправилась в Швейцарию, где провела четырнадцать лет в бездеятельности, в праздности, которую сама же, в силу своей деятельной натуры, недолюбливала.

Но ее вновь потянуло к работе. И она вернулась в Париж, чтобы еще раз напомнить о себе. Скептики пожимали плечами: модой овладели другие тенденции, на подиумах блистали модели Живанши и Диора.

В сухонькой, одетой в шерстяную юбку и черную кофточку женщине, очень скромной, в чем-то даже заурядной, теперь так трудно было узнать прежнюю Коко. Мало кто верил, что ей под силу совершить невозможное.

«Я всегда был убежден в том, что мода не только делает женщин более красивыми, но и утешает их, дает им уверенность».

Ив Сен Лоран.

Пройдет совсем немного времени, и те, кто хорошо знал Коко Шанель, с удивлением отметят, как помолодела, как воспрянула она к жизни. Модели «от Шанель» стали для нее самой эликсиром молодости.

Шанель бросила вызов. Ее вердикт: «Быть гусеницей днем и бабочкой ночью» – оправдал себя. В будни с ножницами в руках, стоя на коленях перед моделями в смиренной позе ремесленника, в праздники – царя на подиумах, она проведет еще долгих восемнадцать лет. Время пощадит не только ее, но и ее красоту. Ей исполнилось 87 лет. Казалось, успехам не будет конца…

Она говорила: «Каждый день я что-нибудь упрощаю, потому что каждый день чему-нибудь учусь». Она говорила: «Если настанет день, когда я ничего не смогу изобрести, мне будет крышка». Она говорила: «Эта женщина знает все, чему можно научить, и ничего, чему научить нельзя». Она говорила: «Молодость – это что-то очень новое, двадцать лет назад о ней не говорили». И еще она говорила: «Только истина не имеет предела». И еще: «У меня осталось любопытство только к одному – к смерти».

Её биограф Анри Гидель писал: «Из потока слов я выуживал золотые самородки. Это не всегда удавалось. Она говорила быстро, надо было привыкнуть к ее низкому, глуховатому голосу. Я находил, что у нее подчеркнуто вызывающий, почти агрессивный макияж: слишком красные губы, чересчур широкие черные брови, волосы выкрашены в слишком черный цвет. Тогда я видел в ней прежде всего старую размалеванную даму, которая все говорила, говорила, говорила… Она была на два года старше моей матери. Я думал: что ты делаешь у Коко Шанель, ты, мюнстернец из Мюнстера? Она внушала мне робость. Я развешивал уши. Входя к ней, вы погружались в монолог.

Я смотрел во все глаза. Я посещал монумент. Что известно об Эйфелевой башне? У меня было довольно условное представление о Коко Шанель. Я знал, что она была очень красива, что один из львов «Белль эпок» привез ее в Париж из Мулена, где стоял кавалерийский полк; что в Париже она раскрепостила женщину, сняв с нее корсет; что создала стиль и духи; что герцог Вестминстерский осыпал ее драгоценностями (восемь метров жемчуга, изумрудов и бриллиантов); что она ввела в моду черный цвет, короткие волосы, бижутерию и т. д.

Коко Шанель! Я находился в ее салоне, в пещере Али Бабы с сокровищами Голконды, лакированными ширмами из Короманделя, с перламутром, черным деревом и слоновой костью, ланями и львами, золотом и хрусталем, масками, целой стеной бесценных книг, шарами, магией, ароматом туберозы; это была Византия, дворцы китайских императоров, Египет Птолемея; в зеркалах над камином отражение Греции с Афродитой IV века, облокотившейся наподобие фантастического разъяренного кабана, аэролит, тысячелетие назад упавший из глубины небес на монгольскую землю, – все это путано-перепутано, мешано-перемешано в чудесном и гармоничном беспорядке, организованном безошибочным вкусом Коко. Роскошно. Слишком роскошно, на мой взгляд. Можно ли здесь жить? Спать, любить на этом диване? Я задавался тем же вопросом в Ватикане в апартаментах

Борджиа: можно ли действительно дышать, есть, пить, наслаждаться любовью в этом великолепии? Обнажает ли Папа голову, когда его бреют? Коко никогда не снимала шляпу, как будто отдавала визит самой себе в своем музее Шанель».

Коко говорила:

«Философия моды? Не понимаю, это пустые слова. Мода для молодых? Это бессмыслица: не существует моды для старых. Что значит – молодежная мода? Одеваться, как маленькая девочка? Нет ничего глупее, потому что ничто так не старит. Они все путают, все смешивают.

Мода иногда бывает глупой. Тогда ею пренебрегают. Ею пренебрегают, и когда она некрасива. Мне хотелось бы спросить модельеров, что такое мода. Ни один из них не ответил бы вразумительно. Мода той или иной страны – это образ жизни ее обитателей, их манера одеваться. Делают все возможное, что бы помешать француженкам одеваться так, как одеваются во Франции. Модельеры хотят продавать за границу, только об этом и думают, а так как они слишком мнят о себе…»

Вот несколько максим, написанных мадемуазель Шанель.

<< Счастье заключается в осуществлении своего замысла.

<< Можно продолжить свой замысел и после жизни, чтобы реализовать его в смерти.

<< За исключением материальных дел, мы нуждаемся не в советах, а в одобрении.

<< Для тех, кто ничего не понимает в искусстве, красота называется поэзией.

Перечитывая эти нормы поведения, отмечая их птичкой в старом блокноте, чтобы заполнить воскресную тоску, она, должно быть, умилялась сама себе. Как хорошо то, что она написала, как мало стараются ее понять, кто знает о том огне, какой пылает в ней?!