Мегрэ и тело без головы - Жорж Сименон

– Я опоздал?

– Нет. Это я пришел раньше.

Г-жа Калас налила в стакан аперитив другого сорта, все это делалось молча, как в пантомиме. По пути к столику она щелкнула выключателем, и в глубине зала зажглась вторая лампа.

– Она вас тревожит? – прошептал Лапуэнт на ухо Мегрэ.

То, что чувствовал комиссар, было не тревогой, а интересом, какого он уже давно не испытывал ни к одному человеку.

В молодости, мечтая о будущем, он воображал себе идеальную профессию, которой, к несчастью, не существовало в реальной жизни. Он никогда и никому об этом не проговорился, даже наедине с собой не произнес вслух этих двух слов: ему хотелось быть «устроителем судеб».

Любопытно, впрочем, что в его полицейской карьере ему не так уж редко приходилось возвращать людей, сбитых с пути превратностями жизни, на правильную дорогу. Еще любопытнее, что в последние годы появилась профессия, отчасти похожая на ту, которую он некогда воображал, – профессия психоаналитика, который стремится раскрыть в человеке его подлинную индивидуальность. Так вот, если кто-то был совершенно явно не на своем месте, так это женщина, которая молча двигалась по комнате, и никто не мог угадать ни ее мыслей, ни ее чувств.

Правда, он уже раскрыл один из ее секретов, если это только можно было назвать секретом. Хозяйка опять удалилась в заднюю комнату, и во второй раз комиссар отчетливо расслышал скрип пробки в бутылочном горлышке.

Она пила. Он поклялся бы, что она никогда не бывает пьяной до потери самоконтроля. Как все истинные алкоголики, для которых медицина бессильна, она знала свою меру и поддерживала в себе определенное состояние, то сомнамбулическое равнодушие, которое заинтриговало его с первого взгляда.

– Сколько вам лет? – спросил он у Калас, когда она снова подошла к стойке.

– Сорок один.

Она ответила без колебаний, без кокетства или горечи, зная, что выглядит старше. Без сомнения, она уже давно не жила для других и не интересовалась их мнением. У нее было увядшее лицо, темные круги под глазами, опущенные углы рта и дряблые складки кожи на шее. Она, должно быть, похудела, и платье, ставшее слишком широким, висело на ней.

– Вы родились в Париже?

– Нет.

Он был уверен, что она угадывает, что стоит за его вопросами, но она не старалась уклониться от них, не говоря в то же время ни одного лишнего слова.

Два старичка позади Мегрэ продолжали партию в домино, как они это делали, должно быть, ежедневно в послеобеденное время.

Комиссара сбивало с толку то, что Калас пила тайно. Если она не заботится о людском мнении, к чему ей скрываться каждый раз в заднюю комнату, чтобы выпить стакан спиртного или глотнуть из горлышка?

Может быть, ответ на этот вопрос есть? Ведь существует муж, Омер Калас. Может быть, он запрещает жене пить, во всяком случае при клиентах?

– Ваш муж часто ездит за вином в окрестности Пуатье?

– Каждый год.

– Один раз?

– Или два. Смотря как.

– От чего это зависит?

– Сколько вина выпьют.

– Он всегда уезжает в пятницу?

– Я не обращала внимания.

– Он объявил о своем намерении поехать?

– Кому?

– Вам.

– Он никогда не говорит мне о своих намерениях.

– Ну, может быть, клиентам, приятелям?

– Не знаю.

– Эти двое были здесь в прошлую пятницу?

– Не в то время, когда Омер уезжал. Они всегда приходят в пять часов.

Мегрэ обернулся к Лапуэнту:

– Позвони на вокзал Монпарнас и спроси, какие поезда идут во второй половине дня на Пуатье. Вызови комиссара вокзальной полиции.

Мегрэ говорил, понизив голос, но если бы хозяйка следила за его губами, она могла бы угадать слова.

– Попроси его навести справки у вокзальных служащих, особенно в кассах. Сообщи приметы Каласа.

Телефонная кабина здесь помещалась не в глубине зала, как обычно, а возле входа. Лапуэнт попросил жетон и направился к застекленной двери. На улице уже стемнело, наплывал голубоватый сумрак. Мегрэ стоял спиной к двери и резко обернулся, услышав, как сорвался с места Лапуэнт. Ему показалось, что он увидел бегущего по тротуару человека, молодое лицо которого в полумраке было бледным и бесформенным.

Лапуэнт повернул дверную ручку и тоже бросился бегом в сторону бульвара Ла Виллет. Он не успел закрыть за собой дверь, и Мегрэ тоже выскочил на тротуар. Вдали он едва различил два бегущих силуэта, тотчас исчезнувших, но стремительный топот еще раздавался некоторое время.

Лапуэнт, наверное, узнал кого-то за дверью. Хотя Мегрэ не успел почти ничего увидеть, ему казалось, что он понял. Только что промелькнувший человек соответствовал описанию того парня на велосипеде, который уже удирал утром при приближении полицейского, когда водолаз работал на дне канала.

– Вы знаете его? – спросил он у хозяйки бара.

– Кого?

Настаивать было бесполезно. Впрочем, возможно, в тот момент она и не смотрела в сторону улицы.

– Здесь всегда так спокойно?

– Когда как. Зависит от дня. И от часа. Словно подтверждая ее слова, послышался гудок, возвещавший о конце рабочего дня на окрестных верфях. Еще через несколько минут за дверью раздались голоса, она открылась, закрылась и еще открывалась раз десять, пока люди усаживались за столики либо останавливались, как Мегрэ, у стойки.

У многих хозяйка не спрашивала, что им подать, и молча ставила перед ними их обычный напиток.

– Омер дома?

– Нет.

Она не прибавляла: «Он в отъезде» или «Он уехал в пятницу в Пуатье». Она ограничивалась тем, что отвечала на вопрос без всяких подробностей. Из какой семьи она родом? Мегрэ чувствовал себя неспособным даже высказать предположение. Прожитые годы обесцветили ее и как бы отняли у нее часть ее самой. Благодаря алкоголю она жила в своем особом мире и лишь отчасти соприкасалась с миром реальным.

– Вы уже давно живете здесь?

– В Париже?

– Нет. В этом кафе.

– Двадцать четыре года.

– Ваш муж владел им еще до знакомства с вами?

– Нет.

Он мысленно подсчитал:

– Вам было семнадцать лет, когда вы с ним встретились?

– Я его знала еще раньше.

– Сколько ему сейчас?

– Сорок семь.

Это не вполне соответствовало возрасту, установленному доктором Полем, но разница была не столь уж велика. Мегрэ, впрочем, продолжал задавать вопросы скорее из любопытства, чем по долгу службы. Уж слишком бы не правдоподобно было, если бы в первый же день случай помог ему без всякого труда разобраться в загадке безголового тела.