Мегрэ и тело без головы - Жорж Сименон

– В таком случае, скажу о себе. Я почти всегда хожу с инспектором потому, что боюсь скуки.

Он не стал рассказывать Лапуэнту об этом разговоре: никогда не следует проявлять скептицизм при молодежи, а Лапуэнт был пока что парнем с огоньком. Обед был приятным и мирным, в пивную то и дело приходили другие инспекторы и комиссары, человек пять-шесть обедали в зале.

– Вы верите, что мы найдем голову?

Мегрэ поймал себя на том, что отрицательно качает головой. По правде сказать, он еще над этим не думал. Ответил он чисто инстинктивно и не смог бы объяснить, почему ему кажется, что водолаз напрасно будет рыться в иле канала Сен-Мартен.

– Куда ее могли деть?

Откуда ему это знать? Ну, например, положили в чемодан и сдали в камеру хранения на Восточном вокзале, поблизости, или на Северном вокзале, чуть дальше. Или же отправили в провинцию по первому попавшемуся адресу на одном из громадных рейсовых грузовиков. Он часто видел эти красно-зеленые автомобили на улицах города, но не знал, где находится фирма. Оказывается, она была там, возле канала, на улице Тераж. Сегодня утром он насчитал больше двадцати машин с надписью «Транспортная контора Зенит» – Руле и Ланглуа», стоявших вдоль тротуара.

В тот момент он ни о чем особенно не думал. Свой интерес к новому делу Мегрэ объяснил тем, что он уже давно не работал в районе канала. Когда-то, в самом начале его карьеры, каждая улица этого квартала была ему хорошо знакома, равно как изрядное число теней, скользивших по вечерам вдоль домов.

Они еще пили кофе, когда Мегрэ пригласили к телефону. Звонил Жюдель:

– Право, не знаю, правильно ли я поступил, беспокоя вас, шеф. Говорить о том, что обнаружен след, еще нельзя. Один из моих людей, Бланпен, которого я поставил на пост недалеко от водолаза, приблизительно с час назад обратил внимание на одного парня с грузовым трехколесным велосипедом. Ему показалось, что он уже видел его рано утром, потом спустя полчаса и так несколько раз в течение утра. Другие зеваки стояли на набережной, но этот парень, говорит Бланпен, держался в стороне и казался более заинтересованным, чем другие. Обычно такие служащие едут по определенному адресу и не могут терять время зря.

– Бланпен заговорил с ним?

– Он собирался это сделать и направился к нему, но не прошел и нескольких метров, как парень, заметно испугавшись, вскочил на свою машину и помчался к улице Реколе. Бланпен безуспешно пытался нагнать беглеца, но тот исчез в уличной сутолоке.

Оба помолчали. Все это было слишком неопределенно: могло ничего не означать, но могло и быть отправной точкой для поисков.

– Бланпен дал его приметы?

– Это малый лет восемнадцати – двадцати, похоже, из деревни, потому что у него лицо еще румяное. Блондин, волосы длинные, одет в кожаную куртку поверх свитера. Бланпен не успел прочесть надпись на его велосипеде. Какое-то слово, которое оканчивается на «ай». Мы сейчас уточняем список торговцев квартала, у которых могут быть такие служащие, – Что говорит Виктор?

– Что ему все равно где быть – под водой или над водой, раз ему платят, но он уверен, что зря теряет время.

– На пустырях ничего не нашли?

– Пока ничего.

– Я надеюсь получить какие-либо подробности из заключения судебного эксперта.

Заключение было передано Мегрэ по телефону, когда он вернулся к себе на службу, около половины третьего. Поль сказал: официальное донесение пришлет позже.

– Вы записываете, Мегрэ? Мегрэ раскрыл блокнот.

– Это примерные данные, но они близки к точным. Сначала приметы, насколько их можно установить при безголовом теле. Он невысок, приблизительно один метр шестьдесят семь сантиметров. Шея короткая, толстая, можно предположить, что лицо было широкое, с массивной челюстью. Волосы темные, на висках возможна седина. Вес семьдесят четыре кило. Это был человек коренастый, почти квадратный, скорее мускулистый, чем жирный, хоть он и расплылся под конец жизни. По печени видно, что он порядком выпивал, хотя не думаю, чтобы это был запойный пьяница. Видимо, из тех, кто привык каждый час пропускать стаканчик, в особенности белого вина. Кстати, следы этого вина я и нашел в его желудке.

– Пища тоже была?

– Да. Его последним обедом или ужином была жареная свинина с фасолью.

– Задолго до смерти?

– Думаю, часа за два – два с половиной. Я также извлек то, что скопилось у него под ногтями, и послал это в лабораторию. Мере сообщит результаты сам.

– А шрамы?

– Остаюсь при своем мнении. Аппендектомия сделана лет пять-шесть назад хорошим хирургом, судя по качеству работы. Следы дробинок имеют по меньшей мере двадцатилетнюю давность, но мне хочется удвоить эту цифру.

– Возраст?

– От пятидесяти до пятидесяти пяти.

– Значит, выстрел из охотничьего ружья был сделан, когда он был ребенком?

– Это мое мнение. Общее состояние организма удовлетворительное, за исключением увеличенной печени, о чем я уже говорил. На левом легком рубец от очень давнего туберкулеза: детям и грудным младенцам часто случается переносить легкий туберкулез незаметно для окружающих. А если хотите узнать еще больше, доставьте мне голову, и я сделаю все, что смогу.

– Ее еще не нашли.

– Ну, значит, и не найдут.

Слова Поля подтверждали мнение Мегрэ. На набережной Орфевр бытует ряд убеждений, в конце концов ставших аксиомами. Например, что разрубленными на части неизменно оказываются проститутки самого низкого пошиба. Или что голова отыскивается реже, чем другие части тела.

– Если мне позвонят, – сказал Мегрэ, заглянув к инспекторам, – я наверху, в лаборатории.

Он медленно взобрался на самую верхотуру Дворца правосудия к Мерсу.

– Работаешь на меня? – осведомился он.

– Изучаю пробы, присланные Полем.

– Результатов еще нет?

В огромном зале работали и другие специалисты.

– У меня складывается впечатление, – Мере всегда говорил вполголоса, как в церкви, – что убитый не слишком часто выходил из дому.

– Почему?

– Я изучил грязь из-под ногтей на ногах. Могу сказать, что последнее время он носил носки из сине-зеленой шерсти. Я обнаружил также ворсинки войлока, из которого делается домашняя обувь. Отсюда я заключаю, что человек этот обычно носил войлочные туфли.

– Если это точно, Поль должен это подтвердить, потому что долгое ношение мягких туфель в конце концов деформирует ступню; по крайней мере, так без конца твердит моя жена…

Он не закончил фразы, позвонил в Институт судебной медицины, но доктора Поля там уже не было, и пришлось позвонить ему домой.

– Говорит Мегрэ… Один вопрос, доктор, в связи с замечанием Мерса. Вам не показалось, что этот человек чаще ходил в мягких туфлях, чем в ботинках?