Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу - Джон Кимхи

Таким образом, примерно в то же самое время, когда англо-французские штабисты представили доклады своим правительствам[10], начальник штаба вермахта генерал Кейтель закончил свою «Директиву вооруженным силам на 1939–1940 годы». Интересно сравнить эту директиву с предположениями, высказанными одновременно британскими и французским штабистами в отношении немецких планов нападения на Польшу. Чтобы не оставалось никаких сомнений относительно серьезности его намерений осуществить эти планы, Гитлер добавил приписку с указанием графика операции. В первой части длинной директивы повторялись общие указания, данные Гитлером Браухичу 25 марта; затем следовали военные выводы и конкретные задачи вооруженных сил. Отдельным разделом рассматривалась предполагаемая оккупация Данцига, что могло оказаться возможным независимо от плана «Вайс» в результате использования благоприятной политической ситуации.

Однако Гитлер хотел быть уверенным, что его инструкции будут поняты правильно; все же это было не гипотетическое штабное учение[11], одна из многочисленных военных игр, которыми армейские штабы любят развлекаться и запутывать историков. Это была директива реальной операции, отсюда и приписка с графиком. В конце директивы, как отметил Кейтель, имелись три специфических указания, которые добавил фюрер: подготовка должна быть проведена с таким расчетом, «чтобы осуществление операции было возможно в любое время начиная с 1 сентября 1939 года».

С этой целью командование вермахта должно разработать «точный график» для нападения на Польшу и скоординировать действия трех видов вооруженных сил. Все эти планы и детальные графики необходимо было подготовить и представить на рассмотрение Верховного командования вермахта к 1 мая 1939 года. Гитлер не играл в игры. Он дал руководству вермахта четыре недели на подготовку проектов всех разработок и назначил дату операции. В своих предположениях он был значительно ближе к цели, чем штабы Британии и Франции. Почему?

На этом этапе напрашивается один довольно-таки экстраординарный ответ. В это время Гитлер запретил ведение любой разведывательной деятельности против Британии; и он, по всей вероятности, в основном игнорировал горы разведывательных документов, которые собирались в Британии службой безопасности Гиммлера (СД) и министерством иностранных дел Риббентропа. Если бы из всех этих источников не поступило ни одного сообщения, Гитлер, вполне вероятно, обошелся бы и без них. Их отсутствие не повредило бы его знаниям о мышлении и планах Лондона. Судя по действиям Гитлера, у него было вполне ясное представление о британских планах и возможностях их осуществления, о нежелании лондонского правительства действовать в те решающие месяцы.

Мы не станем проявлять излишнюю доверчивость и приписывать оценку Гитлером обстановки исключительно его политической и военной интуиции, которой он, несомненно, обладал. Отсюда следует, что у него были другие, более точные источники информации, чем «обычные каналы», к которым он относился с нескрываемым презрением. Возникает вопрос: не имел ли он своего собственного «Канариса» или «Гизевиуса», а возможно, кого-нибудь занимающего еще более удачное положение в английских правящих кругах, который постоянно информировал его о планах и намерениях англичан? Это – в свете действий и поступков Гитлера – неизбежный вывод. Ничем иным невозможно объяснить определенность и уверенность, с которой Гитлер оценивал действия правительства Чемберлена. Пока мы оставим эту мысль при себе.

Иное дело в Париже. Здесь немцы имели первоклассный разведывательный аппарат, который поставлял им информацию о французском правительстве и вооруженных силах Франции. Через него они получали немало данных и о британских планах и намерениях, ведь то, что англичане передавали французам, вскоре становилось известно немецкой разведке.

Это, однако, только одна сторона подготовительной битвы за исходные позиции. К счастью, англичане и французы имели среди своих атташе в Берлине способных и достаточно проницательных молодых сотрудников, которые не разделяли беззаботный подход к политике Германии, характерный для некоторых их начальников в посольствах или в министерствах. Британским военным атташе был Кеннет Стронг (впоследствии ставший руководителем английской военной разведки и возглавлявший ее вплоть до ухода в отставку в 1966 году), а французы имели в аппарате военно-воздушного атташе Поля Стелена (впоследствии ставшего начальником штаба ВВС Франции), который побывал в Берлине по специальному заданию Второго бюро. Он сопровождал Даладье в Мюнхен и имел исключительные связи как в немецких кругах, так и в собственных правительственных кругах.

Именно Стелен впоследствии понял, что на протяжении всего мюнхенского кризиса и почти в течение года после него немцы реверсировали процесс разведки. Вместо того чтобы скрывать от англичан и французов военные секреты, они использовали любую возможность, чтобы предать их гласности и убедить союзников в реальности превосходства военных возможностей Германии, и особенно ее авиации. Вместо того чтобы скрывать информацию от военных атташе союзников, немцы снабжали их доверительной информацией, с тем чтобы ее получали правительства в Лондоне и Париже из своих собственных надежных источников. Мы уже видели, как помощник Геринга Боденшатц вмешался, чтобы внушить немецкую точку зрения Стелену, и какое впечатление это произвело на французов. Однако теперь, когда шли англо-французские штабные переговоры и проводилось предварительное зондирование в Москве относительно включения Советского Союза в кольцо, сдерживающее немецкую экспансию, «откровенность» немцев приобрела удивительный новый поворот.

Он стал очевиден после предыдущих переговоров Боденшатца со Стеленом, имевших место в конце января 1939 года, в относительно спокойный период между мюнхенским соглашением и оккупацией Праги. Генерал Боденшатц сообщил Стелену, что происходит полная реорганизация люфтваффе. Ее цель – утроить воздушную мощь Германии к 1941 году, хотя у Германии есть все необходимое, чтобы «осуществить это завтра», появись такая необходимость. Боденшатц попросил Стелена дословно передать все сказанное им правительству в Париже. Германия хочет взаимопонимания с Францией. Германия питает к французам глубокие симпатии. Посещение командующим французскими военно-воздушными силами генералом Вюйлеменом люфтваффе произвело значительно более благоприятное впечатление, чем состоявшийся до этого визит итальянских офицеров.