Белеет парус одинокий - Валентин Катаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Павлик продолжал суетиться у окна, стараясь увидетьптичку.
– Где же птичка? – хныкал он, кривя ротик. – Покажитептичку. Пе-етька, где пти-и-ичка?
– Не ной! – наставительно сказал Петя. – Нет птички.Улетела. Пристал!
Павлик тяжело вздохнул и, поняв, что его грубо обманули,принялся с изумлением заглядывать под скамейку. Там никого не было.
– Папа, – наконец произнес он дрожащим голосом, – а где жедядя? Куда он девался?
– Не болтай! – строго заметил отец.
И Павлик горестно замолчал, ломая голову над таинственнымисчезновением птички и не менее таинственным исчезновением дяди.
Колеса застучали по мостовой.
Дилижанс въехал в тенистую улицу, обсаженную акациями.
Замелькали серые кривые стволы телефонных столбов, красныечерепичные и голубые железные крыши; вдалеке на минутку показалась скучная водалимана.
В тени прошел мороженщик в малиновой рубахе со своейкадочкой на макушке.
Судя по солнцу, времени было уже больше часа. А пароход«Тургенев» отходил в два.
Отец велел, не останавливаясь в гостинице, ехать прямо напристань, откуда как раз только что вытек очень длинный и толстый пароходныйгудок.
Не следует забывать, что описываемые в этой книге событияпроисходили лет тридцать с лишним назад. А пароход «Тургенев» считался даже ипо тому времени судном, порядочно устаревшим.
Довольно длинный, но узкий, с двумя колесами, красныелопасти которых виднелись в прорезях круглого кожуха, с двумя трубами, онскорее напоминал большой катер, чем маленький пароход.
Но Пете он всегда казался чудом кораблестроения, а поездкана нем из Одессы в Аккерман представлялась по меньшей мере путешествием черезАтлантический океан.
Билет второго класса стоил дороговато: один рубль десятькопеек. Покупалось два билета. Павлик ехал бесплатно.
Но все же ехать на пароходе было гораздо дешевле, а главное,гораздо приятнее, чем тащиться тридцать верст в удушливой ныли на такназываемом «овидиопольце». Овидиопольцем назывался дребезжащий еврейский экипажс кучером в рваном местечковом лапсердаке, лихо подпоясанном красным ямщицкимкушаком. Взявши пять рублей и попробовав их на зуб, рыжий унылый возница свечно больными розовыми глазами выматывал душу из пассажиров, через каждые двеверсты задавая овса своим полумертвым от старости клячам.
Едва заняли места и расположили вещи в общей каюте второгокласса, как Павлик, разморенный духотой и дорогой, стал клевать носом. Егосейчас же пришлось уложить спать на черную клеенчатую койку, накаленнуюсолнцем, бившим в четырехугольные окна.
Хотя эти окна и были окованы жарко начищенной медью,все-таки они сильно портили впечатление.
Как известно, на пароходе обязательно должны быть круглыеиллюминаторы, которые в случае шторма надо «задраивать».
В этом отношении куда лучше обстояло дело в носовой каютетретьего класса, где имелись настоящие иллюминаторы, хотя и не было мягкихдиванов, а только простые деревянные лавки, как на конке.
Однако в третьем классе ездить считалось «неприлично» втакой же мере, как в первом классе «кусалось».
По своему общественному положению семья одесского учителяБачей как раз принадлежала к средней категории пассажиров, именно второгокласса. Это было настолько же приятно и удобно в одном случае, настольконеудобно и унизительно – в другом. Все зависело от того, в каком классе едутзнакомые.
Поэтому господин Бачей всячески избегал уезжать с дачи вкомпании с богатыми соседями, чтобы не испытывать лишнего унижения.
Был как раз горячий сезон помидоров и винограда. Погрузкашла утомительно долго.
Петя несколько раз выходил на палубу, чтобы узнать, скоро линаконец отчалят. Но каждый раз казалось, что дело не двигается. Грузчики шлибесконечной вереницей по трапу, один за другим, с ящиками и корзинками наплечах, а груза на пристани все не убывало.
Мальчик подходил к помощнику капитана, наблюдавшему запогрузкой, терся возле него, становился рядом, заглядывал сверху в трюм, кудаосторожно опускали на цепях бочки с вином – сразу по три, по четыре штуки,связанные вместе.
Иногда он как бы нечаянно даже задевал помощника капитаналоктем. Специально, чтобы обратить на себя внимание.
– Мальчик, не путайся под ногами, – с равнодушной досадойговорил помощник капитана.
Но Петя на него не обижался. Пете важно было лишь как-нибудьзавязать разговор.
– Послушайте, скажите, пожалуйста: скоро ли мы поедем?
– Скоро.
– А когда скоро?
– Как погрузим, так и поедем.
– А когда погрузим?
– Тогда, когда поедем.
Петя притворно хохотал, желая подольститься к помощнику:
– Нет, скажите серьезно: когда?
– Мальчик, уйди из-под ног!
Петя отходил с оживленно-независимым видом, как будто междуними не произошло никаких неприятностей, а просто так – поговорили и разошлись.
Он снова принимался, положив подбородок на перила,рассматривать смертельно надоевшую пристань.
Кроме «Тургенева», здесь грузилось еще множество барж.
Вся пристань была сплошь заставлена подводами с пшеницей. Ссухим, шелковым шелестом текло зерно по деревянным желобам в квадратные люкитрюмов.
Белое, яростное солнце с беспощадной скукой царило над этойпыльной площадью, лишенной малейших признаков поэзии и красоты.
Все, все казалось здесь утомительно безобразным.
Чудесные помидоры, так горячо и лакомо блестевшие в тенивялых листьев на огородах, здесь были упакованы в тысячи однообразныхрешетчатых ящиков.
Нежнейшие сорта винограда, каждая кисть которого казалась навинограднике произведением искусства, были жадно втиснуты в грубые ивовыекорзинки и поспешно обшиты дерюгой с ярлыками, заляпанными клейстером.
С таким трудом выращенная и обработанная пшеница – крупная,янтарная, проникнутая всеми запахами горячего поля, – лежала на грязномбрезенте, и по ней ходили в сапогах.