Белеет парус одинокий - Валентин Катаев

Помещики ехали ради экономии во втором классе, держались всевместе, из каюты не выходили и все время закусывали или играли в карты.

Петя не видел в их компании странного пассажира.

На нем, правда, был летний картуз, но зато не было нипылевика, ни корзиночки.

Нет, конечно, это был не помещик.

Может быть, он какой-нибудь чиновник с почты или учитель?

Вряд ли.

Хотя у него и была под пиджаком чесучовая рубашка с отложнымворотником и вместо галстука висел шнурок с помпончиками, но зато никак неподходили закрученные вверх черные, как вакса, усы и выскобленный подбородок.

И уже совсем не подходило ни к какой категории пассажировнебывалой величины дымчатое пенсне на мясистом, вульгарном носу с ноздрями,набитыми волосом.

И потом, эти брюки в мелкую полоску и скороходовскиесандалии, надетые на толстые белые, какие-то казенные карпетки.

Нет, тут положительно что-то было неладно.

Засунув руки в карманы – что, надо сказать, было емустрожайше запрещено, – Петя с самым независимым видом расхаживал за страннымпассажиром по всему пароходу.

Сперва странный пассажир постоял в узком проходе возлемашинного отделения, рядом с кухней.

Из кухни разило горьким чадом кухмистерской, а из открытыхотдушин машинного отделения дуло горячим ветром, насыщенным запахом перегретогопара, железа, кипятка и масла.

Стеклянная рама люка была приподнята. Можно было сверхузаглянуть в машинное отделение, что Петя с наслаждением и проделал.

Он знал эту машину, как свои пять пальцев. Но каждый раз онавызывала восхищение. Мальчик готов был смотреть на ее работу часами.

Хотя всем было известно, что машина устаревшая, никуда негодная и так далее, но, даже и такая, она поражала своей невероятной,сокрушительной силой.

Стальные шатуны, облитые тугим зеленым маслом, носились тудаи обратно с легкостью, изумительной при их стопудовом весе.

Жарко шаркали поршни. Порхали литые кривошипы. Медные дискиэксцентриков быстро и нервно терлись друг о друга, оказывая таинственноевлияние на почти незаметную, кропотливую деятельность скромных, но очень важныхзолотников.

И надо всем этим головокружительным хаосом царил непомерногромадный маховик, крутившийся на первый взгляд медленно, а если присмотреться,то с чудовищной быстротой, поднимая ровный горячий ветер.

Жутко было смотреть, как машинист ходил среди всех этихнеумолимо движущихся суставов и, нагибаясь, прикладывал к ним длинный хоботоксвоей масленки.

Но самое поразительное во всем машинном отделении былаединственная на весь пароход электрическая лампочка.

Она висела под жестяной тарелкой, в грубом проволочномнамордничке.

(Как она была не похожа на теперешние ослепительно яркиеполуваттные электрические лампы!)

В ее почерневшей склянке слабо светилась докраснараскаленная проволочная петелька, хрупко дрожавшая от сотрясений парохода.

Но она казалась чудом. Она была связана с волшебным словом«Эдисон», давно уже в понятии мальчика потерявшим значение фамилии иприобретшим таинственное значение явления природы, как, например, «магнетизм»или «электричество».

Затем странный человек не торопясь обошел нижние палубы.Мальчику показалось, что незнакомец незаметно, но крайне внимательноосматривает пассажиров, примостившихся на своих узлах и корзинах вокруг мачты,у бортов, среди груза.

Петя готов был держать пари – между прочим, пари тожекатегорически запрещалось, – что этот человек тайно кого-то разыскивает.

Незнакомец довольно бесцеремонно переступал через спящихмолдаван. Он протискивался сквозь группы евреев, обедающих маслинами. Онукрадкой приподнимал края брезента, покрывавшего ящики помидоров.

Какой-то человек спал на досках палубы, прикрыв щекукартузиком и уткнувшись головой в ту веревочную подушку, которую обычноспускают с борта, чтобы смягчить удар парохода о пристань.

Он лежал, раскинув во сне руки и совсем по-детски поджавноги.

Вдруг мальчик нечаянно посмотрел на эти ноги в задравшихсяштанах и остолбенел: на них были хорошо знакомые флотские сапоги с рыжимиголенищами.

Не было сомнения, что именно эти самые сапоги Петя виделсегодня под скамейкой дилижанса.

Но даже если это и было простым совпадением, то уж во всякомслучае не могло быть совпадением другое обстоятельство: на руке у спящего, какраз на том самом мясистом треугольнике под большим и указательным пальцами,Петя явственно разглядел маленький голубой якорь.

Мальчик чуть не вскрикнул от неожиданности.

Но сдержался: он заметил, что усатый пассажир тоже обратилвнимание на спящего.

Усатый прошел несколько раз мимо, стараясь заглянуть в лицо,прикрытое картузиком. Однако это ему никак не удавалось. Тогда он, проходямимо, как бы нечаянно наступил спящему на руку:

– Виноват.

Спящий вздрогнул. Он сел, испуганно озираясь ничего не понимающими,заспанными глазами.

– А? Что такое? Куда? – бессмысленно бормотал он и теркулаком щеку, на которой отпечатался коралловый рубец каната.

Это был он, тот самый матрос!

Петя спрятался за выступ трюма и затаив дыхание сталнаблюдать, что будет дальше.

Однако ничего особенного не произошло. Еще раз извинившись,усатый отправился дальше, а матрос перевернулся на другой бок, но уже не спал,а смотрел по сторонам с тревогой и, как показалось Пете, с какой-тонетерпеливой досадой.

Что делать? Бежать к папе? Рассказать все старшемупомощнику? Нет, нет!

Петя хорошо запомнил поведение отца в дилижансе. Очевидно,во всем этом происшествии было нечто такое, о чем никому не надо говорить,никого не надо расспрашивать, а молчать, делая вид, что ничего не знаешь.

Тогда мальчик решил отыскать усатого и посмотреть, что онделает. Он нашел его на почти пустой палубе первого класса. Тот стоял,прислонившись к спасательной лодке, туго обтянутой зашнурованным брезентом.