Беседы наедине с собой - Димитрий Козаржевский

class="empty-line"/>

А в чаще снежный хоровод кружит,

На землю оседая белою копной!

Льются капли тёмной тучи…

Льются капли тёмной тучи

Робко-робко на крылечко.

Потрясая крону лип рукой могучей,

Постучалась осень красная в сердечко.

Ветерок её колышет нежно

Платья у студенток и осин.

Омывает лужа у бульвара

Подошвы модных мокасин.

Убежал бы от незваной гостьи

В лето – через пыльный взвоз,

Полевых цветов нарвал б любимой,

Пропитавших запах гроз.

Прочитал стихи о сельских нивах

Я в её босых ногах.

И окунулся в звёзды

В поле на стогах!

В городе уездном осень ночевала…

В городе уездном осень ночевала -

Слёзы девичьи березе изливала;

Золотом осыпала асфальт дорожный

И овеяла прохожих холодом таёжным;

Окутала туманом, пледом словно

Улицы, кварталы тихо и любовно;

Расплескало волны у причала речки;

Полила дороги, затопила печки;

Развеяла зелёные наряды лета;

Восхитила кружевом оранжевым поэта;

А на утро, подойдя к рябинам,

Магию развеяла по далям и глубинам!

Прелестный край травы узорной…

Прелестный край травы узорной

В степи засушливой распят:

Средь редкостных лесов, в стране опят;

Средь сельской нищеты позорной;

Средь камышей, ютивших диких птиц;

Средь руин больниц, заводов, школ начальных;

Средь страшных и красивых лиц;

Средь Волги-матушки и Ахтубы печальных.

Шипит гадюка где-то под Богдо,

Но мёртвым сном окутан солончак.

В жарких пустошах омыт

Солёным потом Баскунчак.

Плывёт верблюд в старинный город,

Но не найдёт уже дворцов

Средь хижин жалких и мечетей свод.

Татарская княжна не восхитит красою стана,

И девы не напоют у фонтана.

Здесь – торжество пустынь отныне.

Не думает Природа здесь о человеке-сыне!

Солончак, солончак! Где же

Обрести душевный покой

Как не в свободе бескрайней,

Что разольётся по степи рекой!

Море травяное расплескалось…

Море травяное расплескалось

По велению царицы рек.

Рвётся вольной кобылицей брег,

Пыль кружа, что от скифов здесь осталась.

Воздух жаркий, похотливый

Лобызает бор степной.

Дождик оросит ленивый

Старый магазин лепной.

Бугры, ямы, косогоры

Бородавками, морщинами осели на лице.

В древнем граде ищут воры

Словно змеи на крыльце.

Ёрик светлоокий дивный

К селу руки простирает,

И чабан, тоской гонимый,

Слёзы платом вытирает.

Камыш шумит, поя просторов песнь…

Камыш шумит, поя просторов песнь.

Гремит гроза в степи могучей.

И небо, потрясая тёмной тучей,

Твердит: "Я господин дрожащим езмь!"

Болотный смрад над насыпью парит

И тянет в страшные палаты.

Духотою воздух здесь морит.

В полях стучат рабочие лопаты.

А в пойме трав степных убор

Преобразовал плешивые просторы.

Ведёт тропинка в редкий бор,

Где весело жужжат шмелиные моторы.

Могильный камень вереском покрылся,

И в цвете зелени уляжется печаль.

Там к тризне стол давно накрылся,

И умершая природа всех зовёт на чай!

В селе печальным под Саратовом…

В селе печальным под Саратовом

Цветёт сирень как девица.

Берёзка не надивиться

Своим убором матовым.

Дорожка серебристая

К лесочку приведёт,

Где дух болот, уснувши,

Меня давно не ждёт.

Пледом из ромашек

Укутана земля.

Вдали утёс белеет каменный

Как стены у кремля.

Ковром прохладной свежести

Раскинулась трава -

Там жизни начитается

Новейшая глава!

Поют, щебечут птицы

У Волги как в раю.

С ней думку о любимой

От всех я утаю.

Губернские здания

Тучи у брега чернеют.

Бушуют бешено волны.

Ушедшими столетьями веют

Усадьбы, тайн полны.

Посмотри на одну – и увидишь печать

Городского дела владыки.

Но пилигримов не хочет она примечать,

Не до этого ей, горемыки!

Дом заболел, развалился, вот-вот упадёт

И нежный плющ окутает окна.

Другой дом, с колоннами – к блеску дворянства ведёт,

Балом губернским пропитались волокна.

Вот еще один дом, где жил мукомол -

Он и в старости бодрость духа хранит.

Завсегдатаев искусства ныне манит,

Но бесчувственен, как Петербурга гранит!

Вот ещё один дом, в нем педколледж стоит,

Белоснежной невестой с другим обручён,

Что в смертной тоске удручён,

Чахнет, душою болит,

Словно старик, повидавший тысячи бед.

Сколько секретов хранили они:

Огорчений, триумфа, печалей, побед…

Кто-то, как роза увядшая,

Средь хрущёвок, асфальта зачахшая;

Кто-то, алмаз ограненный,

Чебуречными ныне пленённый.

Кто радует глаз, кто давно потерял

Смысл жизни и облик первичный,

И размеренный modus vivendi привычный

Он ветру истории часто вверял.

В них жили, любили, мечтали о званиях.

Хозяев покой сторожили они -

Старинные губернские здания!

Боже, под пылью столетий их сохрани!

Весенний дождик

Черствый кирпич омывает

Влага целительней света,

Возвещая пришествие лета -

Только в нем окрыленная радость бывает,

И бывают любовные письма и грёзы.

Под девичьи слёзы

Капли бьют по лафету

Старинной пушки кремлёвской.

Весело Маяковского, Фета

Захлёбываешь с "Жигулевским".

Раскаты гремят оглушительней бомбы,

Беззаботность цветам ставя в упрёк.

Вспышки рисуют зигзаги и ромбы

Как в день Рагнарек.

До нитке промокший,

Петляя меж невидимых свай,

Бежит прохожий продрогший

На последний трамвай.

Бежит, спотыкаясь, забыв

Насладится запахом трав.

Дождь уйдет за обрыв,

Прелесть света забрав.

Изольёт всю тоску

Молодому ростку,

И в рассказе о Боге

Слёзы прольёт на дороги!

Урал

Каменьями брега вздеты,

Разрослися за окном.

Горы зеленью одеты

Изумрудным полотном.

Ручеек продрогший тихо

У скалы глухой журчит.

Поезд то грохочет лихо,

То как кошка замурчит.

Хаты чёрные покрылись

Духом гробовой тоски.

Там воры давно не рылись!..

Руси нищия куски!

Бедный край, в неполной мере

Ты укрылся за леса.

В малахитовой пещере

Представляешь чудеса!

И природы огрызанья

Не стерпел бы здесь добряк.

Твой запечатлели нрав в сказаньях

И Бажов, и Сибиряк!

В миг за горною десницей

Путник увязался —

Окаянною темницей

Пояс показался!

Убаюкивают нежно

Звезды, рубины освящая…

А поезд мчит, гудит небрежно,

О тайге вещая.

Февраль

Обломками укрылся тумана

Купол церковный, как простынью серой.

В тёплой квартире читаю Томаса Манна,

Окутанный верой.

Пруд замерший, остывший

Вновь воскреснуть готов.

Снежная буря лютует, оплывши,

Через семнадцать потов!

Охватили сосульки ворота

Как зубы монста библейского.

По-прежнему вьются снежинок бечёвки

Звездой Вифлеемской.

Детишки салазками

Путь расчищают весне.

На окнах Мороз балует сказками

Словно во сне!

Январь

Заснеженной далью белёсой

Предстали глаза января.

Друид –