Беседы наедине с собой - Димитрий Козаржевский

герои смотрят свысока:

Цефей, Кассиопея, Андромеда-

То бишь созвездия космических цветов,

А небо – Библия иль Веда!

От света их никто не уходил:

Ни грешник, ни святой, и ни разбойник,

И не воспламенялся ими в роще голубой

Лишь тот, кто сам внутри – давно покойник.

Не ценишь бытия ты красоту…

Не ценишь бытия ты красоту,

Бежа куда-то по привычке.

"Повремени, мгновенье!" Мы будто спички:

Сгораем, уходит дым наш в пустоту.

Какая разница: читаешь Гегеля на даче,

В метро уборщиком трудясь;

Иль ты – успешный журналист на передаче,

От скандальной славы не таясь;

Иль силовик, иль депутат, иль парикмахер?

Люби свою работу – следуй платоновским заветам!

Не мчи чрез времена, словно Шумахер,

Не нравится – остановись, жизнь не равняется монетам.

Коль нравятся тебе торги – иди,

И не смотри на мненья коллективов.

Нравится наука? Так и скажи: "Провиденье, веди!"

У общества ведь – плюрализм мотивов!

Не слушай никого, ты – уникальное созданье,

Ты сотворен не для того, чтобы бежать

От никчемности своей, от мирозданья,

И бесполезный труд ничтожества рождать!

Ты – Человек, и создан быть счастливым,

Даря радость бытия другим!

А формулу не может вывести несчастный

Творения добра умом своим тугим.

Ты – Человек, и создан быть счастливым!

Окунись в мечтания с размахом!

Коль кажется мытье полов тебе занятьем милым,

Так это предпочти отчетам, тяжбам, альманахам!

Письмо А. С. Пушкину

О тебе уж сколько слов, о Гений:

Восторженных, влюблённых, резких!

Не повторится снова твой "Евгений"

В трудах писак заядлых, дерзких.

Ты подарил нам, эфиоп-писатель

Прекрасный русский наш язык!

Стихов чудесных созидатель,

В эпитетах из кружев описал свой век

Нам – детям сего века мрака!

Казалось, смертен человек,

Но от камчатского барака

И до "зажравшейся" Москвы

Глаголом жжёте сердца Вы!

День интроверта

Утром снова тишина,

Блаженство и покой,

И мерится шагами ширина

Библиотечной по кривой!

За окном пурга, метель,

А ты за книгою Ремарка.

Воображенье поражает Вильгельм Тель

И величественная арка

Неизвестного мне Рима

Из энциклопедии по истории

Чудесного Древнего мира!

Охота весь день, играя на лире,

Валятся в постели,

И, слушая Средних веков менестрели,

В альбомах смотреть шедевры Растрелли,

А после под соседскую музыку дрели

Выбегать в пустующий парк развлечений,

И, сидя у колеса обозренья,

Неровностью любоваться сечений

Дорожек из плиток, вкушая печенья,

А потом, сидя в кафешке,

Смотря на проспект, покрытый туманом,

Наслаждаться лагманом!

Неся атмосферу оттуда, словно на флешке,

По пути впитывая запах помой

Придти домой

И заниматься кроссвордом,

Затем, сидя за вордом,

Параллельно смотреть сериальчик

И пить чёрный кофе,

А потом, словно маленький мальчик,

В пижаме прыгать на софе,

Разрисовывать краской мольберт

И стихи писать о природе!

Ведь ты интроверт –

По юнговской сути и странной породе!

По Кастилии солнечной…

По Кастилии солнечной

Рыцарь шагал.

Без коня и без шлема

От жары умирал.

Вдруг видит-бьёт

Источник живой,

И рядом хвост вьёт

Дракон молодой.

Сражается рыцарь с драконом

Не день и не два.

Как он устал-

Не подобрать здесь слова!

Всё бьётся и бьется

Рыцарь в тяжёлой борьбе.

Наконец пало чудище-

Внял Боже мольбе!

Тут молвил изнемождённый Дракон:

"Зачем со мной бился, чем ты влеком?"

"Жаждой", – ответил рыцарь ему.

"Ну и пил бы – махаться со мною к чему?"

Капуанские выборы

В год, когда великий Ганнибал

Римлян разбил у Тразимена,

Назрела в Капуе измена.

Народ к оружию припал,

Замыслив перебить сенат,

Чтоб карфагенцу отворить ворота,

И, выгнав наместников ромейских из палат,

Зажить счастливее немного.

Но посланный бессмертными богами человек,

Палавий Калавий хитроумный

Созвал сенаторов и рек:

"Вас убьет народ безумный

И город передаст пунийцам.

Но доверьтесь мне, о други!

Пыл остужу я дерзким кровопийцам!

Пусть закроют мои слуги

Вас в курии, словно врагов.

Пусть думают плебеи,

Что разделяю их затеи,

А сам отдамся воле я богов…"

Приставил стражу он к дверям,

А сам, тогу надев,

Вышел к толпе, словно к зверям,

У храма весталок-дев

Вещал: "Други!

Сенат в наших руках!

Хоть и предадутся смерти

Казнокрады и хапуги,

Но себя мы не оставим в дураках:

Ведь погибнет государство

Без порядка и властей.

Так дадим ему лекарство:

Сенат очистим от страстей!

Мы заменим на достойных

Бесстыжих и надменных идиотов -

Тех, о чьих делах разбойных

Слава ужасает капуанца-патриота!"

Решили жребий все тянуть,

И выпал первый казнокрад.

Народ кричит "На смерть!" Но жуть!

Кто же будет рад

Занять вакантный пост?

И все затихли вдруг…

Один вскричал: "Казнокрада на погост,

А за место него я!" "Друг,

Тебя никто не знает ведь"

"Да ты такой же жулик и свинья!"

"Придешь и будешь воровать

Не лучше этого урода"

"С тобой мы будем пуще горевать", -

Звучал в многоголосье глас народа.

И брошен жребий был второй.

За ним – и третий тоже.

Но альтернативы нет порой

Даже самой бесстыжей роже.

Так не отдав голос никому,

Разошлось народное собранье,

Решив, что наилучшее из зол – то, что есть, ему

Не следует осуществлять попранье.

Храбрость погубит, добро не в почёте…

Храбрость погубит, добро не в почёте.

Кто благороден и честен, тот явно в просчёте.

Словно триста кинжалов – любовное чувство.

Но разве не ими вдохновлялось искусство?

Я слышал немало от римских историков…