Битва за Балтику - Владимир Шигин

В Стокгольме кипели нешуточные парламентские страсти. Дело в том, что шведский король Густав Третий во всеуслышание заявил о необходимости снаряжения сразу трех армий. Это вызвало настоящую панику среди представителей сословий.

– Ваше величество! – кричали ему с мест депутаты. – Зачем вам сразу три армии? Когда и одна-то не по силам!

– Одна будет воевать с Россией, другую, обсервационную, я расположу в Шонии прикрывать побережье, а третью направлю отобрать у датчан Норвегию! – невозмутимо вещал с трибуны король.

Среди депутатов царило смятение. В своем ли уме король? Разумеется, что столь наглое заявление не могло не стать известным в Санкт-Петербурге. Но там к нему отнеслись достаточно иронично.

– Где ему, сердешному, набрать три армии! – посмеялась императрица Екатерина, прочитав донесение посла графа Разумовского. – Пусть хоть словами потешится!

Однако в тот же день тайно распорядилась ни под каким видом не выводить гвардию из столицы.

А Густав Третий уже обратил свой взор на королевство Датское. И не случайно! Дания издавна была связана с Россией всевозможными союзными договорами. Для успеха переговоров, казалось, имелись все основания. Густав Третий был женат на принцессе Софии Магдалене, дочери датского короля Фредерика Пятого, и таким образом приходился сыну Фредерика, Христиану Седьмому, весьма близким родственником. Впрочем, Христиан не мог не знать, что его сестра несчастлива в браке со шведским королем, который почти с ней не общался и имел множество любовниц.

Стремясь склонить короля Христиана на свою сторону, Густав, не считаясь с собственным достоинством, лично отправился в Копенгаген. Увы, все потуги шведского короля оказались тщетны. Христиан вежливо выслушивал Густава, но не более. Это обидело шведского монарха, и он не выдержал.

– Хочу узнать ваше истинное отношение к России! – напрямик заявил он Христиану.

Датский король лишь деланно развел руками:

– Моя Дания мала ровно настолько, насколько Россия велика, а потому расположение мое к ней самое дружественное!

В тот же день, холодно простившись, шведский король убыл восвояси. Провожать его был определен лучший из датских полководцев – фельдмаршал герцог Карл Гессенский.

Уже в порту герцог спросил Густава:

– Ходят слухи, что вы желаете воевать с Россией?

– Кто-то распускает злые сплетни! – зло ответил шведский король.

– И все же, ваше величество, – хмуро заметил фельдмаршал, – Россия не та держава, с которой спорят пушками!

И тогда Густава прорвало:

– Лучше быть моим другом, чем врагом! Передайте об этом вашему королю! – топал он в ярости своими ботфортами. – Завтра же я водружу свой штандарт над Петербургом, а послезавтра мои солдаты будут маршировать по улицам Копенгагена!

Проводив шведского короля, Карл Гессенский немедленно поспешил к своему.

– Не сегодня-завтра Густав двинется на Россию, даже если мы его не поддержим! – доложил он ему свои соображения.

– Как вы оцениваете возможный исход этого предприятия? – задумчиво поинтересовался Христиан.

– Однозначно! – пожал плечами фельдмаршал. – Швеция будет разбита на голову. Густав непременно свернет в России себе шею!

– Что ж, тогда нам следует строжайше соблюдать все параграфы договоров с Петербургом. Только в этом я вижу сейчас спасение Дании. Россия нас в беде не оставит! – закончил этот разговор король Христиан.

В тот же день в Санкт-Петербург ушло секретное послание датского монарха с самым подробным изложением целей приезда Густава Третьего.

– Мой многоуважаемый брат и сосед, тупица, затевает вооружение против меня на суше и на море! – с раздражением прочитала письмо Екатерина. – Сейчас весь вопрос в том, как далеко готов он идти в своих бреднях! Как знать, может, он еще и одумается.

Но шведского короля было не так-то просто остановить. Едва ступив на родную землю, он тут же отправил в Копенгаген своего младшего брата, герцога Карла Зюдерманладского.

– Уговорить датчан уже невозможно, так ты хотя бы их запугай! – велел король.

Герцог Зюдерманландский так и действовал. Будучи приглашенным, по приезде в Копенгаген на обед к датскому королю он заявил там без обиняков:

– Наше вооружение сейчас таково, что в течение месяца мы можем полностью заменить все отправленные в Финляндию войска свежими полками. Освободившихся же солдат мой брат сможет использовать, где ему только заблагорассудится!

Над столом повисла гнетущая тишина. Датские вельможи удрученно уткнулись в свои тарелки с традиционной датской кашей – фельдегредом. После обеда королева Матильда нашла своего супруга в кабинете. Христиан сидел на софе, обхватив голову руками.

– Что случилось, дорогой? – бросилась к нему королева.

– Это война! – почти шепотом произнес король. – Швеция нас в покое не оставит! Все отныне зависит только от Петербурга! Только там могут обуздать тамерлановский пыл шведского монарха!

Верный союзническому долгу, Христиан вновь незамедлительно отправил еще одно послание императрице Екатерине, извещая ее о визите шведского герцога и предупреждая ее о возможном скором шведском нападении. «Уже этим, – писал один из отечественных историков, – Дания оказала русскому правительству тем более важную услугу, что в Петербурге никак не ожидали войны со Швецией».

А Густав Третий меж тем уже обратил свой взор к Австрии – единственной союзнице России по турецкой войне.

– Попробуем выбить хоть этого габсбургского туза из русской колоды! – смеялся шведский король в кругу друзей.

В письме австрийскому наследному принцу Густав навязчиво приглашал последнего посетить маневры своей армии в Шонии. Принц, посоветовавшись со своими министрами, от приглашения вежливо отказался. Но Густава дипломатические неудачи казалось, нисколько не смущали. Вечерами на сон грядущий король читал письмо своего посла в Петербурге, барона Нолькена, и отдыхал душою. Чего только ни писал, не жалея черных красок, барон о России: неурожаи и голод, рост цен и воровство, беспомощность русской армии и полное расстройство финансов.

– Боже мой! – искренне возмущалась Екатерина Вторая, которой агенты регулярно доставляли копии перлюстрированных писем шведского посла.

– Поверить Нолькену – нас всех давно уже нет в живых! Бедный Густав, можно только представить, какие картины родятся в его и без того воспаленном мозгу!

* * *

Неприязнь к России шведский монарх испытывал всегда. Еще мальчишкой, слушая рассказы ветеранов о походах Карла Двенадцатого, Густав сжимал в бессилии кулаки, клянясь отомстить за позор Полтавы и вернуть Отечеству славу первой военной державы. Болью отозвались в нем и позорные параграфы Ништадтского мира, навязанная Швеции дворянская конституция, лишавшая короля единоличной власти. Особенно ж раздражало Густава традиционно сильное влияние российских дипломатов на аристократов Стокгольма. Прорусски настроенная партия «шапок» почти всегда одерживала верх над профранцузской партией «шляп». И изменить это положение был не в силах даже сам король.