Битва за Балтику - Владимир Шигин

Впрочем, ловкий Разумовский и здесь обхитрил шведского короля. Выправив себе задним числом отпуск, он остался в Стокгольме, к огромному неудовольствию Густова, как частное лицо, не прекращая, разумеется, своих встреч с «шапками».

Признаем, что вмешиваясь во внутренние дела шведов, Разумовский превысил официальные полномочия, но признаем и то, что так во все времена действовали все умные послы.

В своем нелепом ультиматуме Екатерине Второй шведский король потребовал наказания Разумовского «примерным образом», а также возвращения Швеции земель в Финляндии и Карелии, закрепленных за Россией Ништадтским и Абовским договорами, кроме этого принятия шведского посредничества в войне России с Османской империей, причем предупреждал, что Россия обязана вернуть туркам все Северное Причерноморье, Крым и Грузию. Заканчивалась нота ультимативным требованием: «Король желает знать: да или нет, и не может принять никаких изменений в этих условиях, не нарушая интересов и достоинства своего народа».

Озадаченная столь безумными притязаниями, Екатерина показала ультиматум французскому послу, графу Сегюру.

Тот, прочитав, покачал головой:

– Мне кажется, государыня, что шведский король, принял свои детские мечты за реальность. Тон его письма таков, будто он уже победил вас, как минимум, в трех генеральных сражениях!

– О чем вы говорите! – раздраженно махнула раскрытым веером императрица. – Если бы даже он в самом деле одержал три победы и даже овладел Петербургом с Москвой, я бы еще ему показала, что может сделать во главе храброго и преданного народа решительная женщина!

На ноту барона Нолькена относительно трех главных требований вице-канцлер Безбородко, вызвав его к себе, ответил более чем лаконично:

– Нет, нет и нет!

Главные силы шведской армии уже собирались в крепкий кулак напротив Фридрихсгама – важнейшей русской крепости на пути к Петербургу, вспомогательный корпус одновременно приступал к атаке другой русской крепости – Нейшлота, что прикрывала русскую границу со стороны Северной Финляндии.

«Просто неслыханные вещи рассказывают про шведского короля, – писала Екатерина в те дни своему европейскому корреспонденту Гримму. – Представьте, говорят, будто он хвастает, что приедет в Петербург, велит низвергнуть конную статую Петра I, а на ее место поставит свою».

Отъезжая из Стокгольма, король заявил дамам, что надеется дать им бал в Петергофе и приглашал всех на молебен в Петербургском соборе.

Перья и чернила были уже ни к чему, наступало время пушек!

* * *

Еще в 60-х годах в Швеции по предложению адмирала Эренсверда было настроено немало весьма необычных судов с самими разнообразными названиями: хеммемы и турумы, удемы и т. п. Эренсверд мечтал, что новоизобретенные парусно-гребные суда заменят отжившие, по его мнению, парусные линейные корабли и обеспечат шведам господство на морях. В Европе все с интересом наблюдали за смелым шведским экспериментом, но копировать скандинавскую экзотику с их хеммами и турумами пока не спешили.

Уже много лет шведский флот был разделен на несколько частей: корабельный флот, стоящий в Карлскруне, галерный флот в Стокгольме и шхерный флот в Гельсингфорсе.

К предстоящей кампании для увеличения боевой мощи все линейные корабли шведов были вооружены, как говорится «до зубов», имея на нижних палубах 36-фунтовые орудия, а на верхних – 24-фунтовые. Матросы были опытны, а командиры кораблей решительны. Столь мощного и боеготового флота Швеция не имела еще никогда за всю свою историю.

Уже в мае готовый к отплытию шведский корабельный флот стоял на рейде Карлскруны. По королевскому указу корабли снабдили трехмесячным запасом провианта и посадили десантные полки: Генкепингский, Кальмарский, Вестгетадальский да королевский гвардейский. Именно им Густав Третий уготовил высокую честь первыми ворваться в поверженный Санкт-Петербург. Кроме них в море был послан еще один полк – вербовочный, наскоро собранный из самого отъявленного сброда: каторжников, бродяг и безродных негодяев. Боевой значимости это воинство не имело никакой, но, по мнению шведского короля, вступив на русскую землю, они должны были просто грабить и насиловать, чем повергнуть в ужас петербургских обывателей. Но пока шведский люмпен наводил ужас на своих сограждан, устраивая дикие дебоши в портовых кабаках с драками и поножовщиной.

28 мая на эскадру прибыл младший брат короля, герцог Карл Зюдерманландский. Флаг его подняли на 74-пушечном «Густаве Третьем». А на следующий день прикатил в коляске из Стокгольма и сам король. Наскоро осмотрев корабельную верфь, Густав собрал на флагманском корабле своего имени всех капитанов.

– Главное в предстоящем нападении – скрытность и быстрота! – заявил он собравшимся. – В этом успех предприятия!

Немедленно наполнили бокалы пенящимся шампанским. Капитаны кричали «прозит», а осушив бокалы, лихо били их об палубу на счастье. Пожелав всем успеха, король отъехал.

Опасаясь российских лазутчиков, в море тогда же были высланы дозорные фрегаты, по побережью назначены сигнальные станции, а на карлскрунских бастионах зарядили пушки.

На военном совете герцог вручил каждому из капитанов по объемистому пакету, щедро обляпанному красным сургучом. Их надлежало вскрывать в случае отделения от эскадры. Затем Карл вывалил на стол связку бумажных рулонов.

– Это первые оттиски секретных карт Финского залива. Столь точных чертежей нет даже у самих русских. Берите и пользуйтесь. Завтра выходим в море! – объявил он.

Однако ни завтра, ни послезавтра выйти в море шведам не удалось. Как назло дул устойчивый норд-норд-вест и оставалось лишь ждать его перемены. Но вот, наконец, спустя неделю ветер переменился и шведский флот в полном составе величаво проследовал мимо Карлскруны, беря курс на Гогланд.

Едва скрылся берег, герцог велел играть артиллерийское ученье. Всполошив сонных чаек, заухали пушки.

Герцог Карл Зюдерманландский был мужчиной видным, держался всегда гордо и уверенно, имея притом и немалый масонский градус. Самым пикантным в масонских делах Карла Зюдерманландского было то, что он являлся главой шведской ложи, которой подчинялось большинство масонских лож России, в том числе и кронштадтская ложа «Нептуна», куда входил почти поголовно весь адмиралитет Балтийского флота. Называя вещи своими именами, командующий шведским флотом одновременно мог руководить по масонским каналам и российскими адмиралами. При этом Екатерина Вторая почему-то считала Карла Зюдерманландского заядлым якобинцем.

Склонный к театральным эффектам и самолюбованию, младший брат короля был не слишком разборчив в советчиках. К льстецам и подхалимам герцог относился с уважением, будучи весьма падок на комплименты. По этой причине все время вокруг Карла вилось множество проходимцев. Так, выдававший себя за португальского барона проезжий еврей Виталь без особого труда всучил Карлу на вооружение флота три миллиона гульденов под невероятно чудовищный процент. На законное недоумение своих финансистов герцог лишь пренебрежительно отмахнулся: