Путешествие белой медведицы - Сьюзен Флетчер

Она была великолепна: в выражении её длинного аристократического лица (даже мордой не назовёшь) читались чувство собственного достоинства и благородство; её шерсть сливочного оттенка напоминала белое золото.

В глубине души я опасался, что доктор сейчас отправит меня к ней, чтобы успокоить, но он положил руку мне на плечо и сказал:

— Подожди.

И тут один из моряков вскарабкался на клетку и начал кривляться перед медведицей на потеху зевакам. Толпа загудела, поднялся хохот. Капитан погрозил моряку и гневно закричал, но его слова утонули в общем гомоне. Тем временем над клеткой опустилась цепь подъёмного крана с толстым железным крюком. Моряк, стоявший на крыше, зацепил крюк за прутья и спрыгнул на набережную.

Заскрипели канаты, и клетка с медведицей начала медленно подниматься. Зверь яростно взревел; клетка закачалась, и медведица съехала в угол, тщетно пытаясь удержаться на одном месте. Она ударилась о прутья клетки, но это ещё больше развеселило толпу.

— Дураки, — пробормотал доктор. — Она живое существо, а не бочка эля.

Я задержал дыхание, когда стрела крана неторопливо развернулась над набережной и клетка повисла над кораблём. Капитан выкрикнул команду, и клетка, раскачиваясь из стороны в сторону, начала медленно опускаться на палубу «Королевы Маргрете», но вдруг что-то скрипнуло. Канат, разматываясь, зашипел, и клетка с грохотом рухнула вниз.

Я хотел было побежать на корабль, но доктор поймал меня за руку.

— Артур, стой, — сказал он.

Вырвавшись, я кое-как пробился сквозь толпу, взбежал по трапу и впереди увидел медведицу. Она забилась в угол клетки, не шевелясь и не издавая ни звука. Запрыгнув на палубу, я бросился к ней. Клетка упала за мачтой, ближе к корме; она была сплющена с одной стороны и повреждена во многих местах. Медведица не двигалась.

— Мальчик! — крикнул капитан.

Я обернулся и увидел десятки лиц — люди наблюдали за нами с берега; капитан и доктор были среди них.

Капитан нахмурился.

— Давай, мальчик, посмотри, как там она, — велел он. — Жива?

Я постарался успокоиться и пристально посмотрел на медведицу. Да. Её бока и спина едва заметно поднимались и опускались.

Жива.

Я переместился в тот угол, где она лежала, и подполз поближе. Сев рядом, попытался дышать с ней в унисон, а затем начал негромко напевать успокаивающую мелодию. Медведица застонала, грузно приподнялась, повернула ко мне голову, а затем издала хриплый рык — жалкое подобие грозного рёва, который мне доводилось слышать от неё раньше, — как будто она жаловалась. Медведица встала, начала обнюхивать углы клетки, шаркая лапами. Казалось, с ней всё в порядке: она даже не хромала.

Моряки и зеваки заулюлюкали, но медведица не обратила на них ни малейшего внимания.

— Осмотри клетку, мальчик! Убедись, что она не сможет выбраться, — скомандовал капитан.

Я заметил, что один из углов клетки проломил палубную доску, а некоторые прутья погнулись, но медведица точно не смогла бы выбраться. Подёргав за прутья, я убедился, что ни один из них не шатается, однако дверь пострадала: осталась запертой, но сильно помялась при падении, и одна из петель повредилась.

Об этом я и сообщил капитану, и тот отправил двух моряков чинить сломанную петлю, а я остался рядом с медведицей, чтобы её успокаивать. Когда они закончили, капитан крикнул:

— Пошевеливайся, мальчишка! Чего ты сидишь? У нас тут полно дел, а ты мешаешься под ногами.

Оставшаяся часть команды в суете и суматохе поднялась на судно. Я нашёл тихое место у киля и молча наблюдал за моряками, спрашивая себя, когда я в последний раз бежал навстречу опасности, а не прочь от неё.

Итак, мы отчалили ясным ветреным утром в начале июня. Большой квадратный парус в золотую и багряную полоску наполнился ветром. Моряки карабкались по выбленкам[9] вверх-вниз, переговаривались и подбадривали себя песнями. Ветер трепал мою одежду и волосы, солёный воздух вытеснил из головы тяжёлые мысли, и во мне неожиданно проснулись надежда и радость жизни. Я испытал то особенное чувство, которое появляется, когда отправляешься в большое приключение. Мир казался мне огромным и полным возможностей, и я начинал верить, что даже невезучий пасынок землевладельца может навсегда уплыть в другое королевство и там биться плечом к плечу с благородными принцами. Я бродил по палубе, время от времени мешаясь у матросов под ногами, и не без зависти наблюдал за их работой: я понимал, что мне не стать одним из них. Я оставался обычным мальчиком, которого взяли на борт, чтобы ухаживать за медведицей.

И вскоре это стало очевидно для всех.

— Мальчишка!

Навстречу мне шёл крепкий как бочка и такой же толстый моряк. Его загорелое лицо было испещрено морщинами, а в длинной тугой косе виднелись седые пряди. Он сунул мне в руки лопату с длинным черенком и ведро, а затем указал в сторону медвежьей клетки.

— Пора зарабатывать свой хлеб.

* * *

Навоз был довольно жидким и растекался, как студень, остывающий на блюде, — как дюжина студней, сваленных в огромную дымящуюся кучу. Он отличался от лошадиного или овечьего, который мне не раз приходилось убирать до этого. Его было больше. Он был чернее. Мокрее. Но хуже всего другое: когда корабль качало, огромная куча вздрагивала и ползла по полу медвежьей клетки, как гигантский моллюск, и оставляла за собой широкую коричневую липкую дорожку. Он вонял. Я старался дышать ртом, чтобы не чувствовать этот запах, но он обжигал мне горло и разъедал глаза. Я бросил взгляд на медведицу, которая растянулась в дальнем углу клетки. Она дремала, но один её глаз был приоткрыт, и мне казалось, медведица наблюдает за мной. Я взялся за лопату и просунул её между железными прутьями, чтобы достать до навозной кучи.

Корабль накренился. Я схватился за клетку, пытаясь удержаться на ногах. Навозная куча сдвинулась с места и переместилась на другой конец клетки. Теперь её было не достать.

— Давай там пошустрее! — крикнул один из моряков. — Воняет невыносимо!

Я восстановил равновесие, взял лопату в одну руку, грабли — в другую и обошёл клетку, чтобы выгрести навоз с другой стороны. Я опустил грабли, снова просунул лопату в клетку, почти подцепил кучу, но тут корабль снова покачнулся. Я прижал лопатой кусок навоза и удержал его, но оставшаяся — бо́льшая — часть (то есть девять или десять студней) заскользила в направлении от меня.

Поддев навоз лопатой, я вытащил его из клетки, обернулся, чтобы взять ведро, но, как оказалось, оно укатилось в сторону. Потянувшись за ним, я уронил лопату. Корабль снова накренился; чтобы не потерять равновесие, я взмахнул руками и вляпался прямо в медвежий навоз, а, поскользнувшись, упал и забрызгал навозом всю палубу.