Мгновения Амелии - Эшли Шумахер

Вот мы в пижамах с глиняными масками на лицах. Здесь мы улыбаемся на фоне океана, а в углу снимка виднеется подушечка мизинца мистера Уильямса. А тут Дженна оглядывается через плечо, сияя умопомрачительной улыбкой, которую скрывала от посторонних. От этой улыбки у нее буквально светилось лицо, а вокруг глаз появлялись крошечные морщинки.

Именно этот снимок ее папа увеличил для похоронной службы. Во время поминок в их доме Кейли Ланкастер ткнула пальцем на подставку с перевязанным лентой портретом и прошептала своему парню:

– Совсем на себя не похожа.

Я едва сдержалась, чтобы «случайно» не выбить из ее рук тарелку с кубиками сыра и фруктов.

Отмахиваюсь от воспоминаний и пытаюсь отдать библиотеку Дженны ее родителям, убедить их вернуть книги из шести огромных коробок на полки, но они и слышать об этом не хотят.

Когда они уезжают, я много времени провожу за разбором коллекции и порчей сорок девятой страницы каждого издания: рву ее надвое и небрежно приклеиваю обратно скотчем. Первый моток я достаю из кухонного ящика со всяким барахлом, но он оказывается двусторонним. Бормоча себе под нос, я использую его примерно на двадцати томах. Другие даже не пытаюсь подлатать.

Дженна любила читать отрывки – ее правило сорок девятой страницы.

– Лучший способ понять авторский стиль и не забежать слишком далеко, рискуя прочитать спойлер, – говорила она.

Не знаю, зачем я это делаю. Возможно, надеюсь, что она вернется и отчитает меня за порчу ее имущества. Или пытаюсь стереть ее и сделать книги своими, чтобы забыть о существовании перфекционистки Дженны и ее идеальных книг.

Или, возможно, я сошла с ума от горя и не осознаю, что творю.

Позже вечером в окно барабанит летний дождь, смывая даже самые грустные мысли, и я решаю продолжить чтение романа, за который взялась еще до выпускного. Пытаюсь раз за разом. Потом беру «Хроники» и снова пытаюсь читать. Однако глаза отказываются собирать буквы в предложения, а предложения – в абзацы.

Я перечитываю одно предложение раз по пять и окончательно сдаюсь. Захлопываю книгу и, зажмурившись, откидываюсь на кровать.

Моя жизнь разделилась надвое. На до и после. Раньше я считала себя заядлым читателем. Для меня это занятие было сродни видеоиграм, а не фильмам: непосредственный опыт, который оставлял на мне физический и эмоциональный след.

Я оказывалась на странице и бродила по описываемой земле в стороне от населяющих ее персонажей. Стягивала кольцо с Фродо и подушечками пальцев трогала выгравированную на нем надпись на эльфийском языке. В тайнике под водопадом украдкой пила молоко детей из товарного вагона, каталась на метле Гарри, пока он учился с Гермионой, и играла с кошками Беннетов, пока Элизабет с сестрами танцевали в Незерфилде. Я бродила по лесам Ормании, и мои следы размером превосходили следы Эмелины, но не дотягивали до Эйнсли. Я приваливалась к холодному каменному маяку, который встретил девушек по прибытии, и вдыхала соленый морской воздух.

Я буквально жила литературой. Так долго питалась и дышала ею, что воспринимала это как должное. Я решила, что даже если Дженны не будет рядом, книги всегда помогут мне встать на ноги, ведь однажды они это уже сделали.

И вот теперь подруги нет, а слова так и остаются ровным строем букв. Страницы не поднимаются, чтобы встретить меня как старого друга, а персонажи – всего лишь марионетки, которые двигаются на невидимых ниточках.

Если бы я делала автопортрет, то не стала бы наводить фокус на свое скрюченное на кровати тело, разбросанные подушки и помятые простыни. Я бы взяла книги Дженны и замотала их скотчем так туго, чтобы от давления сморщились обложки. Я бы вырвала последние два листа из своих книг, ведь именно так я себя чувствую без Дженны. Она не узнает, что будет дальше: колледж, карьера, парни и прочее. Будущее не кажется мне важным, потому что во всех моих мечтах мы были вдвоем – сестры по выбору, а не по родству.

На перевязанные книги я бы бросила вырванные страницы и дала название «Время не залечивает раны». Или навела бы объектив на измятые края выдернутых страниц, поименовав снимок «Амелия, в кратком изложении».

В уши продолжают скатываться слезы, пока мне не удается заснуть, а во сне через нескончаемые болота за мной гонится невиданное чудовище с клыками. В руке я держу памятку, поясняющую, как одержать над ним победу, но так как разучилась читать, продолжаю бежать, бежать и бежать.

Дженны нет, ведь ее похоронили десять дней назад. Дженны нет, когда в техасский июньский зной я хожу в свитере – похоже, теперь это мое негласное правило – потому что не перестаю дрожать. Дженны нет, когда я подсчитываю мелочь из копилки в форме поросенка и заказываю пиццу по интернету, чтобы не пришлось общаться с людьми, чьи радостные голоса не запятнаны скорбью. Дженны нет, когда я останавливаюсь у витрины Downtown Books и уверяю себя, что могу стоять здесь, сколько захочу.

Ее нет.

Когда я всматриваюсь в книжный магазин, в кармане вибрирует телефон, и на прекрасный, но пугающий момент мое сердце выпрыгивает из груди. Должно быть, подруга попросит меня не быть устрашающей.

Но Дженны нет. Звонит ее отец, что очень хорошо, но в то же время и ужасно.

Думаю нажать на отбой, хотя это кажется вдвойне отвратительным, ведь я состою в семейном чате, куда мы с Дженной в основном отправляли странные снимки утят, а миссис Уильямс напоминала нам о поступлении в колледж и подаче документов на стипендию.

Большой палец зависает между кнопками «ответить» и «отклонить», и тут на экране загорается номер книжного магазина. Зачем им звонить мне? Неужели им известно, что я стою у входа, как золотистый ретривер в ожидании хозяина?

Даже сейчас мои мысли возвращаются к Дженне. Окружающие рвались поговорить со мной, выразить соболезнования; их голоса превратились для меня в жуткую какофонию, но я притворялась, что понимаю каждого. Меня будто клеем приклеили к ее гробу, так сильно я не хотела расставаться с подругой. Я уверила себя, что охраняю ее и буду присматривать за ней до последнего.

Усилием воли выбрасываю воспоминания из головы. В панике я скидываю звонок мистера Уильямса и, отойдя в сторону, чтобы меня не заметил звонящий, отвечаю на вызов из книжного магазина.

Приходится прочистить голос, который хрипит после почти суточного молчания.

– Да?

– Амелия? Здравствуй, это Бекки из Downtown Books. Сегодня мы получили посылку на твое имя. Просто сообщаю!

– Посылку? Я ничего не заказывала.

– Не в нашем магазине. Все очень странно… ее, похоже, переправили из Мичигана. Книжный «У Вэл», может, знаешь?

Я отрицательно качаю головой, но, понимая, что на том конце меня не видят, спрашиваю:

– А что за книга?

– Не знаю, – отвечает Бекки. – Она завернута, и так как наши заказы приходят в других упаковках, я не стала ее вскрывать. Посылка адресована тебе. По крайней мере, ты единственная Амелия Гриффин в нашей базе.