Фрау Волле и аромат шоколада - Ютта Рихтер

– Так, значит, и тебе приснились клыкастые тролли?

– Это был не сон. Посмотри на наши ноги. И они говорили стихами. А их предводитель брызгал слюной, когда говорил. Я хотел попробовать их шоколад, но ты вытащила его у меня изо рта. Тогда они обиделись и выхватили шоколадные кинжалы. Больше я ничего не помню, – вздохнул Мориц. – Это было невероятно! Бесконечный тёмно-синий коридор, зелёный ковёр, мягкий, словно облако. А ещё там были белые двери и золотые стрелки, которые двигались по стене, словно красные буквы на табло в витрине обувного магазина Полинга.

Всё, что он описал, точь-в-точь совпадало с тем, что видела я.

– А ты помнишь голос из приёмника? – спросил Мориц. – Он был похож на голос фрау Волькенштайн.

Я кивнула.

– Может, мы ещё его услышим?

Неплохая идея. Я подошла к своей кровати, чтобы взять радиоприёмник, и подняла подушку. Но под ней оказалось пусто. Я сбросила одеяло на пол. Приёмника на постели не было. Я отодвинула кровать. Может, он завалился в щель между стеной и матрасом? Нет. Радиоприёмник исчез. Я почувствовала, что меня охватывает паника. Мы с Морицем плюхнулись на пол и принялись вертеть головами во все стороны. Никаких следов.

У меня навернулись слёзы. Мориц взял меня за руку.

– Мы его потеряли, – прошептал он. – Наш приёмник остался в Бедокурии.

В коридоре послышались шаркающие шаги фрау Волькенштайн. Мы вскочили. Короткий стук в дверь, и вот она уже стоит в нашей комнате. На этот раз на ней была яично-жёлтая вязаная кофта – такая пушистая, словно из пуха цыплят, которых Себастиан Шнемилх держит в ящике под лампой у себя на кухне.

– Доброе утро, дети.

– Доброе утро, фрау Волькенштайн, – хором отозвались мы с Морицем.

Фрау Волькенштайн с шумом подняла шторы.

В комнату ворвалось солнце.

В его сверкающих лучах я не могла разглядеть, какого цвета на этот раз у неё глаза.

– Поторопитесь, – сказала фрау Волькенштайн. – Какао скоро остынет.

Она вышла и совершенно бесшумно закрыла за собой дверь.

У меня возникло дурное предчувствие: похоже, этот день не сулит нам ничего хорошего, сколько бы чашек шоколада ни ждало нас на кухне. Радиоприёмник пропал, а с ним и единственный способ связаться с папой.

– Камень или перо? – спросил Мориц.

– Камень, – ответила я.

Мориц кивнул.

Раньше папа каждое утро играл с нами в «камень-или-перо». Пока мама пила на ходу кофе, чтобы поскорее бежать в больницу, мы с папой усаживались за кухонный стол и не спеша завтракали. От папы пахло ночным дежурством, кофе, сахаром и табаком.

– Ну, везунчики, что вам предстоит сегодня?

Состроив рожу, он взмахивал рукой и доставал у меня из-за уха перо.

– Ох, Мерле, как ты могла спать с пером за ухом? Неужели тебе не было щекотно?

Мориц прыскал со смеху.

– Погоди, Мориц Нойман. Теперь твой черёд.

Папа быстро проводил ладонью по волосам Морица, и – глядь! – в его руке оказывался гладкий чёрный камешек.

– Ого, мой сынок растит камни у себя на затылке! Как же ты выучишь таблицу умножения, если у тебя камень в голове?

Папа клал камень рядом с пером на кухонный стол.

– А теперь, дорогие мои, решайте, каким будет этот день. Камень или перо?

Тут уж мы долго не раздумывали: в ту пору все дни были лёгкими, словно пёрышки, а радость была похожа на бабочку павлиний глаз. Она садилась нам на плечи и не улетала.

В кухне пахло шоколадом и ванилью. На наши тарелки фрау Волькенштайн положила два маленьких сине-зелёных пёрышка.

– Что это ещё? – удивился Мориц.

– Перья зимородка, – ответила фрау Волькенштайн. – Они очень редкие и поэтому самые действенные. От всего помогают.

– От чего? – спросил Мориц.

– От многого. Спрячьте хорошенько да не потеряйте!

Фрау Волькенштайн кряхтя уселась на папин стул. Теперь окно было у неё за спиной. Она казалась чёрной тенью, и её силуэт был очень похож на папин.

Но Мориц, кажется, этого не замечал. Он внимательно разглядывал своё сине-зелёное пёрышко.

– И всё-таки – от чего именно оно помогает?

– Например, если потеряешь радиоприёмник или если выдастся денёк, тяжёлый, словно камень, – сказала фрау Волькенштайн.

Но произнесла она это не своим голосом, а папиным. Я просто ушам своим не поверила!

– Мне ведь не надо объяснять тебе, Мерле, как это бывает, когда день, словно камень?

Разинув рот, я смотрела на тёмный силуэт передо мной. Секундная стрелка кухонных часов на миг застыла. Время остановилось.

Я услышала звяканье маминых ключей, и секундная стрелка тут же скакнула вперёд. Солнце закрыла туча. Фрау Волькенштайн снова стала сама собой. Теперь я смогла рассмотреть цвет её глаз. Они были зелёные. Самые обыкновенные.

Я торопливо сунула перо зимородка в карман куртки. Не знаю как, но я догадалась: мама не должна видеть перья. Так они стали первым общим секретом – нашим и фрау Волькенштайн.

Мама вошла в кухню, мы бросились к ней.

– Тише, тише, – улыбнулась мама. – Меня всего-то одну ночь не было, мои дорогие.

Она обняла нас и погладила по спине, а мы уткнулись носами в её футболку, вдыхая мамин запах.

– Доброе утро, фрау Волькенштайн, – сказала мама, отстраняя нас. – Никаких происшествий?

Мы с Морицем переглянулись.

– Всё было просто замечательно, – ответила фрау Волькенштайн. – Детям нужен крепкий сон, иначе они потом весь день будут клевать носом. А теперь им, кажется, пора поторопиться в школу. Самое время, верно?

Она протянула нам коробки с бутербродами. Мы послушно их взяли и так вежливо попрощались, что мама в изумлении вскинула брови. Мы были уже на пороге кухни, когда мамин крик заставил нас остановиться.

– Господи! На что похожи ваши ноги! Какой ужас! Как это вас угораздило?

Фрау Волькенштайн нацепила очки в золотой оправе и подалась вперёд, чтобы получше разглядеть красные точки у нас на ногах.

– Комариные укусы, – сказала она. – Наверняка. Хотя должна признать: в таком количестве я их редко встречала. Такое случается с теми, у кого особенно сладкая кровь. Если спать с открытым окном. – Она открыла свою большую сумку и принялась в ней рыться. – Минуточку.