Отныне и навеки - Софи Лав

Вместо этого Эмили вернулась в гостиную, наслаждаясь последним теплом от огня. В шкафу все еще стояло несколько книг: «Секретный сад», «Пятеро детей и оно» – классика, которую читал ей отец. Но где все остальные? Куда подевались все вещи отца? Они исчезли, прямо как он.

Угольки начали гаснуть, и вокруг Эмили воцарилась темнота, соответствующая ее мрачному настроению. Она не могла больше бороться с усталостью – нужно было подняться наверх.

Выйдя из гостиной, Эмили услышала странный скрежет, доносящийся от входной двери. Первой мыслью было, что это какое-то дикое животное ищет объедки, но шум был слишком отчетливым, слишком сосредоточенным.

С сильным волнением, она тихо прокралась к входной двери и прислонилась к ней ухом. Что бы она ни слышала, оно уже ушло. Все, что она слышала сейчас, – это завывания ветра. Но что-то заставило ее открыть дверь.

Эмили потянула дверь на себя и увидела на крыльце свечи, фонарь и спички. Должно быть, Дэниел вернулся и оставил их для нее.

Она схватила вещи, крайне неохотно принимая его помощь, понимая, что ее гордость пошатнулась. Но в то же время она была бесконечно благодарна, что кто-то заботился о ней. Да, она бросила прежнюю жизнь и убежала, но здесь она не была полностью одинока.

Эмили включила фонарик и наконец набралась смелости подняться наверх. Освещая ступеньки на своем пути, она рассматривала картины на стене, выцветшие от времени и покрытые паутиной и пылью. На большинстве картин были акварелью изображены местные пейзажи – корабли в океане, ели в национальном парке. Но одна из них была семейным портретом. Эмили остановилась перед ней, рассматривая маленькую себя. Она совсем забыла об этой фотографии, скрыв ее в памяти и заперев на двадцать лет.

Сдерживая эмоции, она продолжила подниматься по лестнице. Старые ступеньки громко скрипели под ее ногами, а некоторые из них были треснутыми. На них были потертости от бесчисленных шагов за все эти годы, и Эмили вспомнила, как спускалась и поднималась по ним в красных туфельках.

Поднявшись, она осветила фонариком длинный коридор – множество дверей из красильного дуба, панорамное окно в конце, которое теперь было заколочено досками. Ее старая спальня находилась справа в конце коридора, напротив ванной. Эмили не могла вынести мысли о том, чтобы заглянуть в другие комнаты. Ее спальня хранила слишком много воспоминаний, слишком много, чтобы выпустить их сейчас. И ей не очень хотелось узнать, во что превратилась ее ванная за все эти годы.

Вместо этого Эмили осторожно прошла по коридору, обойдя старинный чемодан с орнаментом, о который она ударялась мизинцем так много раз, и вошла в спальню родителей.

В свете фонаря Эмили видела, насколько пыльной была кровать, и как моль поела подушки. Воспоминание о красивой кровати с балдахином, которая когда-то принадлежала родителям, разбилось вдребезги, столкнувшись с реальностью. После двадцати лет заброшенности комната выглядела разрушенной. Грязные и мятые шторы уныло свисали, прикрывая заколоченные досками окна. Канделябры на стенах были покрыты толстым слоем пыли и паутины, вероятно, сотканной целыми поколениями пауков. Все, включая туалетный столик у окна, маленькую табуретку, на которой много лет назад сидела ее мама, нанося на кожу лавандовый крем перед зеркалом, было покрыто толстым слоем пыли.

Все воспоминания, похороненные Эмили на долгие годы, вновь всплыли в ее сознании. Она не могла сдержать слез, охваченная эмоциями, которые испытала за последние пару дней, ожившими воспоминаниями об отце и внезапным осознанием того, как сильно она по нему скучает.

Буря за окном усилилась. Эмили поставила фонарь на столик у кровати, выпустив облако пыли, и стала готовиться ко сну. Сюда не дошло тепло от камина, и в комнате было жутко холодно, особенно когда она разделась. В чемодане она нашла шелковую ночную рубашку, но поняла, что это не самый подходящий наряд – лучше надеть несуразные гамаши и толстые носки.

Эмили стянула пыльное малиново-золотое лоскутное одеяло и легла в постель. Какое-то время она смотрела в потолок, обдумывая все, что случилось за прошедшие несколько дней. Одинокая, замерзшая и беспомощная, она погасила фонарь, погрузившись в темноту, и уснула в слезах.

Следующим утром Эмили проснулась рано, чувствуя себя полностью дезориентированной. Через заколоченные окна пробивалось так мало света, что она не сразу поняла, где находится. Глаза быстро привыкли к темноте, она смогла рассмотреть комнату и вспомнила: Сансет-Харбор. Дом отца.

Еще через мгновение она вспомнила, что теперь еще и безработная, бездомная и абсолютно одна.

Она заставила свое уставшее тело подняться с постели. Утренний воздух был холодным. Увидев собственное отражение в зеркале, Эмили вздрогнула – ее лицо было опухшим от слез, а кожа выглядела сухой и бледной. Внезапно она осознала, что так и не поела как следует за прошедший день. Чай на костре, приготовленный Дэниелом, был единственным, что она выпила за вечер.

Эмили задержалась перед зеркалом на какое-то время, разглядывая свое отражение в старом, покрытым сажей стекле и прокручивая в памяти прошлую ночь: тепло костра, они с Дэниелом, сидящие у камина с чаем, Дэниел, подшучивающий над ее неспособностью справиться с домом. Эмили вспомнила снежинки в его волосах, когда она открыла перед ним дверь, и то, как он растворился в метели, исчезнув в темноте ночи так же быстро, как и появился.

Ее мысли прервало урчание в животе. Она быстро оделась. Мятая футболка была слишком легкой для такого холода, поэтому она укуталась в пыльное одеяло, лежавшее на кровати, затем вышла из спальни и босиком пошла вниз по лестнице.

Внизу все было тихо. Выглянув в разрисованное морозом окно на входной двери, она была поражена, увидев, что, несмотря на то, что метель утихла, снежные холмы за окном достигали почти метра в высоту, превратив мир в гладкое, спокойное, бесконечное белое полотно. Никогда в жизни она не видела столько снега.

Эмили могла лишь различить следы птички, прыгающей по дорожке, но, помимо этого, все оставалось нетронутым. Мир выглядел спокойным, но в то же время безлюдным, что напомнило Эмили о собственном одиночестве.

Понимая, что прогулка была не вариантом, Эмили решила исследовать дом и посмотреть, что в нем сохранилось и сохранилось ли. Прошлой ночью в доме было темно, так что у нее не было возможности осмотреться, но сейчас, в свете дня, эта задача была реальной. Урчание в животе заставило ее пройти в кухню.

Кухня была в еще худшем состоянии, чем ей показалось, когда она зашла сюда прошлой ночью. Холодильник, оригинальный Prestcold кремового цвета 1950-х годов, который ее отец купил на дворовой распродаже одним летом, не работал. Она пыталась припомнить, работал ли он когда-либо или же был еще одним источником раздражения для ее матери, еще одним куском хлама, которым отец набил дом. В детстве коллекция отца казалась Эмили скучной, но сейчас она ценила эти воспоминания, отчаянно цепляясь за них.

Заглянув в холодильник, Эмили не обнаружила ничего, кроме отвратительного запаха. Она быстро захлопнула его, а затем заглянула в буфет. Там она нашла старую банку кукурузы, этикетка на которой выгорела настолько, что нельзя было разобрать ни буквы, и бутылочку солодового уксуса. На секунду в голове промелькнула мысль приготовить что-то из этих продуктов, но Эмили решила, что не настолько отчаялась. В любом случае, нож для консервных банок полностью проржавел, поэтому, даже если бы Эмили и захотела, открыть банку с кукурузой все равно бы не получилось.