Снафф - Чак Паланик

Мой приемный отец брал единственный волосок от кисточки из меха норки и выводил номер «312» на спине крошечной фигурки гангстера. Превращал его в члена чикагских Vice Lords. Именно так гангстеры заявляют о своей территориальной принадлежности — делают татуировки с телефонными кодами городов. Обычно — на верхней части спины. Иногда — на груди или на животе. Парень, который ударил любителя чипсов, — у него на спине выбит код Сиэтла, территории банды Нортеньос. Так что, в общем, и неудивительно, что он такой напряженный.

Бладзы из банды «Блад» всегда перечеркивают букву «К» на своих татуировках. Так они отрицают всякую связь со своими извечными врагами из банды «Крип». Если у кого-то на татуировке перечеркнуты буквы «Б», это значит, что он из крипсов.

— Это тебе объяснил твой отец? — говорит номер 137.

Мой приемный отец. Корпящий над своей моделью железной дороги. Он никогда не обманывал мою приемную мать, но мог целыми днями мотаться по городу, фотографируя уличных проституток, а после сидеть у себя в подвале и раскрашивать крошечные фигурки, изображавшие этих самых проституток. Он никогда не употреблял запрещенные наркотики, но его миниатюрные джанки и нарки, сидящие на метедрине, — каждый был настоящим шедевром. Тонкой, не толще иголки, кисточкой мой приемный отец рисовал надписи на стенах миниатюрных заводов, заброшенных многоквартирных домов и дешевых ночлежек.

Я говорю номеру 137, что мне очень жаль, что его сериал сняли с эфира в прошлом сезоне.

Номер 137 пожимает плечами. Он говорит:

— Так ты приемный ребенок? Я говорю ему:

— С самого рождения.

В ожидании своей очереди на Касси Райт, обрюзгший блондинистый парень с длинной бородой стоит, скрестив руки на груди. Его желтоватая борода — жесткая, словно окостеневшая — торчит во все стороны, не опускаясь под действием силы тяжести. Может, она просто грязная, я не знаю. Его бледные предплечья покрыты расплывчатыми черными буквами «А» и «Б», свастиками и трилистниками. Тюремные татуировки, набитые куском гитарной струны — чернилами из смешанной с шампунем сажи от сожженных пластиковых ложек и вилок. Арийское братство. Его большие веснушчатые локти затянуты вытатуированной паутиной.

Рядом с этим арийцем — мистер Бакарди. Держится согнутым пальцем за золотую цепочку у себя на шее. На цепочке висит золотое сердечко. Медальон, который когда-то носила Касси Райт и снялась с ним в бессчетном количестве сцен. Зажав медальон двумя пальцами, Бакарди водит его по цепочке туда-сюда.

Я говорю:

— Моя настоящая мама, она известная кинозвезда. Но я не могу сказать кто.

Я говорю, что отправил ей тонны писем, на адреса кинокомпании и дистрибьюторов, даже на адрес ее агента, но она не ответила мне ни разу.

Номер 137 смотрит на цветы у меня в руках.

Я говорю:

— Я ничего от нее не хочу. Ни денег, ни чтобы она меня полюбила. Я просто хочу с ней встретиться. Как я понимаю, мне сейчас столько же лет, сколько было ей самой, когда ей пришлось отдать меня на усыновление.

Я не знаю, может быть, ее агент — или кто там у них занимается почтой — перехватывал мои письма и отправлял их в мусорную корзину. Но у меня есть тайный план, как мне встретиться с ней. С моей настоящей мамой.

Номер 137 говорит:

— А ты знаешь своего настоящего отца? И я пожимаю плечами.

На другом конце комнаты — чернокожий бритоголовый парень. У него на затылке красуется татуировка: флаг, развевающийся на ветру, флаг с номером «415», знак «черной» тюремной банды «Африканская нация Куми», отделившейся от «Семьи черных партизан». По крайней мере, так мне рассказывал мой приемный отец, сидя за своим рабочим столом с увеличительным стеклом в одной руке и тонкой кисточкой — в другой, когда он перекрашивал крошечные фигурки, прибывшие из Германии врачами, дворниками, полицейскими и домохозяйками. Покрывая их крапинками новой краски, он переделывал их в членов La еМе, мексиканской мафии; в Арийских воинов; в гангстеров с 18-й улицы. Если я подходил к нему и клал руку на стол, если я стоял неподвижно, мой приемный отец рисовал мне на руке, у основания большого пальца, «WP» и «666», отличительные знаки «Белой власти». А потом говорил: «Беги скорее мыть руки».

Он говорил: «Чтобы мама не видела».

Моя приемная мать.

Но прямо сейчас, наверху, женщина за той дверью, она — нейтральная территория. Храм, к которому совершают паломничество на коленях, за тысячу миль — дабы поклониться святыне. Как в Иерусалиме или в какой-нибудь церкви. Специально для белых расистов и для бладзов, для крипсов и ниндзя — женщина, которая выходит за рамки бандитских разборок и войн за власть. За рамки расовой принадлежности, национальности и семьи. Все эти парни, что собрались здесь сегодня, они ненавидят друг друга. Может быть, где-нибудь в другом месте мы бы друг друга переубивали. Но мы все ее любим.

Нашу Священную землю. Касси Райт, нашего ангела мира.

Рядом со мной номер 137 вытряхивает на ладонь голубую таблетку — из пузырька, который он купил. Держа под мышкой своего пса для автографов, он отправляет таблетку в рот.

Кто-то наступил в лужицу крови на бетонном полу. Причем не один раз. Следы босых ног самых разных размеров протянулись кровавыми, липкими цепочками во всех направлениях.

Я спрашиваю, что он делает — я имею в виду, сейчас, — чтобы вернуться на телевидение.

И номер 137 говорит:

— Вот это и делаю. — И встряхивает пузырек с таблетками.

Какой-то амбал-мексикапец правит челюсть жирному борову у буфета, а потом ко мне подходит актер, номер 72, тот, который с букетом увядших цветов, и принимается мне объяснять, в чем причина подобной агрессии. Она как-то связана с моделями железных дорог и городом Сиэтлом. С мексиканской мафией и Ватиканом. Он болтает без умолку, этот номер 72, а потом говорит:

— Мне очень жаль.

Я говорю ему: не бери в голову. Он говорит:

— В смысле, что ваш сериал сняли с эфира. Я говорю: все фигня.

— В смысле, все эти сплетни в журналах, — говорит номер 72. — Все эти гадости, которые про вас говорили.

Я говорю, что меня это мало волнует. И этот актер, номер 72, говорит:

— А что вы здесь делаете? Ну, вот здесь?

Бранч Бакарди, номер 600, прижимает к кровоточащему соску кусок туалетной бумаги, и каждый раз, когда я смотрю на него, он тоже смотрит на меня. Он может подойти в любую минуту, а я даже не знаю, как начать разговор. У меня нет наготове хорошей вступительной фразы. Звезда «Педерастов Карибского моря» и «Смоки и содомита» — и он запал на меня!

И знаете что?

Нельзя же просто сказать человеку: «Привет, мистер Бранч, я в восторге от вашего дилдо…»

Все мои знакомые, и мужчины, и женщины, держат ваш член в тумбочке у кровати. Вибратор на батарейках или обычный фаллоимитатор с «ручным управлением». Ваш член — царь среди дилдо: не длинный и тонкий, как карандаш, скопированный со стояка Рона Джереми. И уж конечно, не эта массивная, неохватная дура, похожая по всем ощущениям на затор в засорившемся унитазе. Нет, Бранч Бакарди, с его идеальной длиной и диаметром — это лучшая секс-игрушка из всех, сделанных по образу и подобию знаменитостей.