Он и Она - Александр Редько

Он шёл домой с пакетом в руке и по дороге прикидывал, как, разделив курицу на части, поставит вариться бульон, а кусочки без костей сразу опустит в раскалённое масло в гусятнице и начнёт готовить плов.

До шеф-повара элитного ресторана ему было далеко, но готовить Он умел. Раньше – любил. Потом делал это просто по необходимости, предпочитая здоровую домашнюю еду той, что приготовлена в кафе.

Снял пену с закипевшего бульона, уменьшил газ. Очистил картошку и морковь. В гусятнице обжарил куриное мясо, замочил рис и сухие белые грибы, нарезал лук полукольцами…

Его буквально осенило, когда Он вспоминал слова песни. Напевая, Он вдруг ясно увидел этот городок… и улицу в три дома… До переезда в большой южный город его Любовь жила именно там – в маленьком городке. Городке, куда Он приехал, как только Она позвала его. И именно в это время, в конце декабря.

Продолжая колдовать над щами и пловом, Он вдруг ясно увидел перед собой улицы, дома, магазины и рынок. Подъезд, в котором жила его Любовь, и дверь в её квартиру, которую Он хотел утеплить, но так и не сделал этого. И сейчас пожалел – надо было всё же сподобиться. И подъезд дома напротив, где жила её мама. Третий этаж, дверь направо…

До боли в сердце захотелось сейчас туда. В городок. К ней, к его Женщине. Гулять по полупустым улицам было особо негде, но они гуляли. Несколько раз пили чай и кофе в кафе гостиницы. Она говорила ему тогда, что это единственное кафе в городе, в котором Она может спокойно посидеть и привести мысли в порядок. И ему захотелось сейчас зайти именно туда. И посидеть за тем же столиком. И заказать кофе…

Бульон был готов. Прозрачный, он принял в себя нарезанный кубиками картофель. В гусятницу отправился лук. Через пять минут – нарезанная соломкой морковь. Квартира наполнялась запахом живой еды. И только одно это уже делало её обитаемой. Нет, и раньше подобный аромат иногда наполнял её, но разве сравнишь его с запахом расползшихся по тарелке сосисок, наспех разогретых в микроволновой печи!

Когда Он был у неё в гостях, готовил тоже. До сих пор помнит, как мама, добрая и милая женщина, с интересом наблюдала за его действиями на кухне из-за двери. А потом они вместе сидели за одним столом…

Это было так по-домашнему! И Он захотел снова оказаться там. Чтобы необыкновенное тепло его Женщины было рядом, а её удивительный запах будоражил обоняние и воображение.

Бульон с картофелем был почти готов. Туда отправилась зажарка из моркови и лука. Следом – тонко нашинкованная капуста, грибы и зеленый горошек. Десять минут – и можно солить, добавлять лавровый лист. И щи по-королевски будут готовы. В гусятнице уже находились мелко нарезанные грибы, рис, барбарис, специи. На высоту двух пальцев сверху налита горячая вода. Не забыты и несколько зубчиков чеснока, и курага для нежного послевкусия, усиливающая аромат мяса. Еда на неделю была почти готова.

Попробовав всего понемногу, пока готовил, Он почувствовал сейчас, что аппетит пропал совсем.

Половина одиннадцатого вечера, и его Любовь, если бы Он начал сейчас есть, отреагировала бы сразу: «В такое время?!» Удобно устроившись на разобранном для сна диване, Он смотрел на экран телевизора, а видел городок, в котором, хоть и в трудные для его Женщины дни, Он был счастлив. Рядом с ней. Вместе с ней. В городке.

– Ах, как хочется вернуться… – пробормотал Он и уснул.

* * *

Они расстались. Больно было так, что иногда казалось – можно завыть от тоски, одиночества и безысходности. Он держался. Никто из тех, кто окружал его, даже представить себе не мог, какие бури и ураганы разрывали его душу. Он держался. Насиловал себя в спортзале, с головой погружался в работу. Но бывали дни, когда тоска и печаль настолько сильно одолевали его, что Он просто физически не мог ничего делать. В эти дни Он сидел за столом и безучастно смотрел в окно. Изредка коекто из коллег, проходя мимо, задерживался рядом с ним и задавал дежурный вопрос: «Ты в порядке?» И тогда Он широко улыбался и отвечал: «Да! Просто задумался». А перед глазами стояла Она. Его Женщина. И память, как киноленту, крутила перед взором, кадр за кадром, моменты жизни. Его жизни.

По натуре своей Он был замкнутым и закрытым со многими, особенно с мало знакомыми ему людьми. Хотя так было не всегда. В молодости – душа нараспашку, Он делился всем, даже самым сокровенным, с друзьями за рюмкой водки или коньяка. С годами Он понял непреложную истину: этого делать нельзя! Жизнь – самый лучший учитель. И она научила его. Довольно жёстко. Восьмидесяти процентам людей, которым ты откроешь свою душу, вообще наплевать на твои проблемы, чаяния и личную жизнь. А двадцать процентов ещё и порадуются твоим неудачам. Хорошо, если просто порадуются сами. Больше никогда Он не будет делиться тем, что творится в его душе, ни с кем! Он не станет обсуждать свою личную жизнь ни с женщинами, ни тем более – с мужчинами. Так как с годами понял, что у последних не менее гадкий и болтливый язык, чем у некоторых дам.

Эти его замкнутость и закрытость порой сильно раздражали его любимую Женщину. «Надо разговаривать! Говорить!» – уверяла Она, но не могла до конца понять, почему Он ведёт себя именно так, а не иначе. А на это были свои причины. И очень глубокие. Они затрагивали самое сокровенное, что было в его душе, в которую однажды плюнули и нагадили так, как не может плюнуть и нагадить даже целый полк солдат. И сделал это в прошлом дорогой и близкий, как Он тогда считал, человек. От которого Он меньше всего на свете ожидал подлости, низости и предательства.

Но, как это часто бывает в жизни, предают самые близкие – те, кому больше всего доверяешь. Это и есть горькая, но правда! И Он просто боялся. Боялся говорить со своей Женщиной о сокровенном! Боялся! И ещё больше боялся признаться ей в своём страхе. Да!!! Это правда!!! Потому что когда-то, начав говорить о наболевшем и сокровенном с близким тогда ему человеком и надеясь если не на понимание, то хотя бы на участие и сострадание (Да! Да! Мужчинам это тоже иногда необходимо!), он получил в ответ лишь насмешки!

А уже через несколько дней многие из его знакомых перешёптывались у него за спиной, хихикали и показывали в его сторону пальцем.

Слухи и сплетни росли как снежный ком, множились. И вот ему уже смеются в лицо. И открыто обсуждают его личную жизнь. Несколько раз, не выдержав, Он пустил в ход кулаки, и двое из его бывших друзей оказались на полу с разбитыми носами, а один – ещё и со сломанной челюстью, но это только подлило масла в огонь. На душе легче не стало, зато стало больше слухов и сплетен.

И Он замкнулся. Закрыл душу свою и сердце на замок. А ключ выбросил. Никто и никогда больше не мог заглянуть туда и понять, что творится у него внутри. За бронированными дверями с семью замками находилась теперь его личная жизнь. Посторонним вход туда был воспрещён. А знакомым вообще было противопоказано даже близко подходить… А если ктото и пытался это сделать – несанкционированно пролезть через заграждения в грязных сапогах с налипшими на них окурками в его святая святых, Он становился колючим, а иногда и просто агрессивным.