Язык его пропавшей жены - Александр Трапезников

— Языка нет, — ответила на его вопрос Катерина. — На Кавказе отрезали. И еще кое-что. По мелочи.

Велемир решил не уточнять — что именно. И вообще, больше вопросов не задавать. Все равно без толку. Лишь сейчас он обратил внимание, что за ними увязалась и какая-то дворовая собака. Должно быть, та самая Альма. Она близко не подходила, но шла, как привязанная, метрах в трех сзади. И смотрела так, словно хотела выговориться — все равно кому, хоть этим двум, похожим, вроде бы, на людей. Но она ведь тоже без языка. Как и они.

— Лена, прости, а я ведь подзабыл, где этот родник находится, — сознался он.

— Я покажу, — ответила женщина. — Только меня не Лена, а Катя зовут. Катерина Рябцева.

«И чего это у меня вырвалось? Тринадцать лет никого так не называл. Видно, ночь какая-то совсем мистическая и безумная…» Ночь действительно была необычной, в Москве таких нет: совершенно безлюдно, во всех деревянных домиках погашены огни, на улице тепло, как в предбаннике, тишина густая, звенящая, словно струится со звезд. Гравий под ногами вкусно похрустывает. И, конечно же, полнолуние.

Они шли по такой узкой улочке, что по ней можно было проехать, наверное, только на велосипеде, а если высокий человек расправит руки, то, кажется, непременно достанет ими до обоих заборов, с той и другой стороны. Домики кончились, впереди был глубокий, поросший кустарником и чахлыми деревцами овраг. Вниз вела деревянная, вросшая в землю лестница с корявыми перилами.

— Здесь поосторожней, — предупредила Катя. — Скользко.

— Знаю, падал уже, — откликнулся он.

И хотя опыт был, но вот и теперь он едва не загремел всеми костьми на середине лестницы. Успел ухватиться за Катерину, которая шла первой. Он буквально повис на ней, почувствовав исходящий от нее аромат свежеиспеченного хлеба.

— А кладбище тут где? — зачем-то спросил Велемир, не отпуская ее плечи.

— За оврагом, — ответила она, тоже не торопясь к освобождению. — А вам и туда надо?

Он развернул ее к себе лицом и решительно поцеловал. Может быть, даже чересчур сильно и грубо. Но она нисколько не сопротивлялась, напротив, прижалась к нему всем телом. Глаза ее в темноте зеленовато светились.

— Пошли! — резко сказал Велемир и отпустил женщину.

— Куда? На кладбище или к роднику? Или обратно в гостиницу?

Он двинулся вниз, в глубину оврага. Катя задержалась. А Альма так и осталась наверху, не доверяя крутым ступеням. Легла на землю, устроив мордочку между лап. Решила подождать людей здесь, если они, конечно, вернутся.

Родник журчал где-то рядом. Слева от лестницы. Надо было пройти еще несколько метров. Тропинка, вымощенная камнями, вела к деревянному навесу, острый шпиль которого венчал крест. Была и скамеечка для отдыха, с двумя резными фигурками по бокам. Очевидно, какой-то местный умелец-плотник постарался. Выглядели они как живые — старик и старуха с посохами, со склоненными лицами, застывшие в вековой печали. А вода из родника струилась им почти под ноги — в обложенное булыжниками корытце-колодец.

Велемир отвинтил крышку термоса и нагнулся к источнику.

— Водица славная, — сказал вдруг кто-то позади него.

Голос звучал трескуче, как сухие ветки в костре. От неожиданности Велемир едва не упал в этот колодец. Но удержался.

— Да. Редкая водица, — повторил старик — ожившая резная фигура из дерева. Он не шевелился, только шамкал ртом. Руки опирались на посох. И смотрел даже не на Велемира, а куда-то сквозь него, в пустоту. Что видел там — непонятно, но что-то явно с интересом рассматривал. А глаза были подернуты белесой пленкой, поэтому и казались неживыми.

— Старуха ваша тоже не из болтливых? Или только под деревяшку косит? — спросил, немного отойдя от первоначального испуга, Велемир. Он был очень зол. Так обмишуриться!

— Это те самые наши постояльцы из Иваново, — пояснила, подходя, Катя. — Здравствуйте. Не нашли еще?

— Нет, ищем. Вечер добрый, — ответствовал старик. Старуха продолжала молчать, будто ничего и не слышала. Она настолько ушла в себя, что действительно обратилась в скорбную деревянную статую. Интересно, сколько они тут сидят? Такое впечатление, что целую вечность. А впрочем, перед водой и огнем можно и окаменеть.

— А что потеряли-то? — поинтересовался у старика Велемир.

— Язык, — ответила вдруг старуха. Словно половица скрипнула. И снова ушла в какое-то инобытие.

— Праязык, — поправил старик. И добавил: — Который был изначально.

Эта тема оказалась близка Велемиру, но сейчас было не до нее. Его возмутило: что ни час, что ни новая встреча, то какой-то иллюзион, мистический фильм ужасов «Сонная лощина». Тайны Юрьевца. Он стал жадно, до ломоты в зубах, пить воду, наслаждаясь этой единственной животворящей реальностью, журчащей весело и радостно, как сама жизнь. Потом набрал полный термос и закрутил крышку. Подумав, вытащил из кармана детского железного солдатика и установил его на краю колодца. Пусть родник охраняет.

Что же ему все это напомнило? Только сейчас он сообразил: действительно какое-то кино, то ли Бергмана, то ли Тарковского, даром, что его музей где-то в городе. Да и сам он тут родился. Вот и происходят на его малой родине всякие метафизические чудеса. А может, это и не фильм даже, а лишь один замысел, черновик, уцелевший сценарий, плохо смонтированная старая черно-белая пленка, которая так и не попала на экран. Нереализованная идея, сюжет с движущимися или застывшими фигурками. Без звука, без языка. И он, Велемир, в их числе. Но каждый жест, немое слово или предмет декорации имеют свое значение. Тайный смысл, который еще предстоит разгадать.

Вот уж не думал, что поездка обернется таким душевным смятением. Вхождением почти в потусторонний мир, сакральной встречей с исчезнувшими и мертвыми, утерянными и возвращенными вновь. И почему это происходит именно здесь, в Юрьевце? Ну, город как город, типичный, среднерусский, поволжский. Основанный, кажется, еще до татаро-монгольского ига.

Перед задумавшимся Велемиром вдруг возникло светящееся облачко, прямо над струившимся родничком, отдаленно напоминающее женский силуэт.

— Ты видишь? — толкнул он уже давно прикорнувшую у него на плече Катерину.

— Что? — очнулась она.

— Неважно.

— А я вижу, — проскрипел старик. — Это душа родника, его язык.

Велемир не стал спорить, его эта версия вполне устраивала…

В сознании Велемира отворилась какая-то дверца, как в потаенном хранилище. Будто и не забытое вспомнилось, а то, что было вообще сокрыто от глаз, но всегда незримо присутствовало в душе, погруженной в сон, в морок, лежащей под спудом нынешнего чужебесия, как под крышкой гроба. Нет, видно, не случайно он оказался в Юрьевце. Словно пришел в старый кинотеатр, где вдруг замелькали кадры давно минувшего. И где неожиданно он получил это странное послание, весточку с того света…