Серо-голубая даль - Варвара Никитина

того времени подстроилась? Какая глупость! Теперь-то я понимаю, что нужно любить и принимать себя такой, какая есть. Если я кому-то не нравлюсь, это его проблемы!

И что дало это похудение? Какое счастье? Только испорченное здоровье… Дурочка… Да и не приехал он, хотя это вполне было осуществимо, при желании, конечно. Значит, не так уж и хотел, одна болтовня… И зачем я тогда терпела его измены? Мне ведь это было неприятно. Не факт, что он сейчас не сделал бы такое, хоть и говорил, что раскаялся. Опять страдать из-за его неверности? На хрена такая любовь?

А благодаря Георгию я все-таки научилась отслеживать, в какие моменты происходит то, что неприятно, и высказывать ему, не держать в себе. Понятно, что ему-то ничего доказать не удастся, а камни со своего сердца можно и сбросить… А есть ли смысл вообще с ним общаться и что-то там ему высказывать и доказывать? А не пошел бы он со своим «мужланством» куда подальше? Блин, я столько терпела всю эту гадость, переживала, молчала, прогибалась. Сколько времени на это потратила?! Сколько лет своей драгоценной жизни?! Зачем я позволила так к себе относиться? Я у себя одна и хочу жить спокойно, в любви и мире… По крайней мере в любви к самой себе. Хватит быть хорошей девочкой и делать плохо себе! Если не нравиться, валить надо из таких отношений, в моем случае другие варианты явно бесполезны. Чего-то доброго ждать уже бессмысленно. Не стоят оба эти мужика моих жертв!», – рассуждала про себя женщина.

Непростые разговоры

Георгий сидел в любимом кресле, расслабившись перед бубнящим телевизором. Ирине иногда казалось, что ему все равно, что смотреть, хоть по сотому разу один и тот же фильм. Просто такой вот незатейливый отдых. Ирина подошла и с волнением произнесла:

– Слушай, я хочу развестись…

– В смысле? – муж удивленно уставился на нее своими серыми, немного выцветшими глазами.

– Последние несколько лет мне плохо с тобой, тяжело. Ты часто меня ругаешь. Я страдаю от этого. К тому же, у тебя с потенцией проблемы. Надоело мириться с этим. Мое-то время тоже идет, годы прибавляются. Надеюсь, что встречу человека, с которым удастся построить более гармоничные отношения, – каждое слово давалось Ирине тяжело.

– Я догадывался, что ты хочешь это сделать. Но надеялся, что хватит ума не разваливать семью. Страдать-то будут дети. О них ты, как всегда, не думаешь. Ну что ж… Давай, дорогая. Только помогать я тебе не собираюсь после развода, и за детей буду бороться в суде.

– Хорошо, будем бороться, – ответила она с усталым вздохом.

После этого разговора Георгий явно грустил и злился. Его лицо с опущенными уголками губ, и без того почти всегда носящее выражение недовольства, стало еще более хмурым. Однако спустя пару дней поведение его вдруг качнулось на более светлую сторону. Он стал доброжелательно разговаривать с пожелавшей стать ему чужой женщиной, пытаться обнять, приласкать в постели…

– Что это ты вдруг такой добренький стал? – с недоверием спросила Ирина.

– Я осознал, что уделял тебе мало внимания…

– И это все, что ты понял? А то, что ты повышаешь голос на меня… Это нормально? Как ты сам считаешь? Я больше мириться с этим не собираюсь, сколько можно впитывать в себя эту ругань и молчать…

– Конечно, нормально. Я – мужчина и должен быть главным в семье, принимать решения. Роли у нас разные, сколько раз объяснял. Я кричу, так как хочу, чтобы меня услышали и подчинились. Иначе порядка не будет. Ты смотрела фильм «Москва слезам не верит»? Там показано, что мужчина, кстати, мой тезка, – это лидер, которого слушалась даже такая сильная и независимая женщина с высокой должностью.

– М-да, ты так ничего не понял…

В общем-то Ирина не была против, чтобы мужчина был главным в семье. Но чувствовала, что это должно быть как-то не так. Ей хотелось бы, чтобы между ними был диалог со свободным выражением своего мнения, чувств. Чтобы можно было запросто подойти к нему, что-то спросить, предложить, обнять, в конце концов, не выгадывая и не подстраиваясь, какое у него сейчас настроение и уместно ли это будет, не рявкнут ли на тебя за это, не обвинят ли в чем-либо.

Хотелось быть друзьями и разговаривать на равных. Чтобы общение приносило радость и душевный уют, взаимную поддержку, если она нужна. И пусть мужчина будет определять, как именно поступить в той или иной ситуации, пусть его слово будет решающем при каком-либо выборе. Но ей хочется, чтобы с ним было тепло и комфортно. И точка…

– Скажи, а что тебе так дался этот секс? – прервал ее размышления Георгий. – Да, я слаб в этом плане. И что? Не так уж много лет осталось до твоего сорокапятилетия. Тебе и самой ничего не надо будет. И заживем спокойно.

– Знаешь, безнадегой какой-то веет от твоих слов. По этой логике не надо и стремиться жить лучше, ведь все равно умирать. К тому же, я ухожу не только из-за этого…

– Ну любовника заведи, так уж и быть. Типа задержалась на работе, если уж так хочется. Делай по-тихому, чтоб я не знал.

– Думаю, это не выход. Ты же ради меня все равно свое поведение не поменяешь, так и будешь ругать, обвинять, орать?

– Нет, себя я менять не собираюсь ни в чем, это однозначно.

– Значит, наш развод в силе.

Время «расхламления»

Отправив по почте иск в суд о расторжении брака, Ирина медленно шла домой, вдыхая свежий апрельский воздух, наполненный запахами пробуждающейся природы. Она понимала, что в ближайшем будущем ей предстоит пережить много всего – тяжелого, вызывающего слезы, тревоги, сомнения. Однако она не видела будущего в отношениях с Георгием: если взаимопонимание за столько лет не появилось, то стоит ли надеяться, что оно появится?

– Будет все так же, с возрастом даже и хуже, возможно. Стоит ли еще чего-то ждать? Тратить свою жизнь на такое сомнительное семейное счастье? Понятно, что нужно думать о детях. Но и сама я пришла в этот мир не только ради того, чтобы кому-то было хорошо. И вопрос: хорошо ли детям, если мама не счастлива? Тем более, их оставлять я не собираюсь. Хватит уже себя мучить. В конце концов, настала пора прислушаться к крику души – сколько лет я его слышу, – думала она.

Она особо не чувствовала обиды и злости по отношению к Георгию. Скорее, ей было сложно простить саму себя за то, что позволила