«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма - Александр Чудинов

Жан Лерон Даламбер (1717–1783) являл собой наглядный пример тех возможностей, которые век Просвещения открывал для талантливых людей. Бастард герцогини де Тансен, подброшенный на ступени собора Нотр-Дам и выросший в семье ремесленника-стекольщика, он своими достижениями в математике, физике и философии проторил себе путь и в Академию наук, занимавшуюся точными дисциплинами, и во Французскую академию, развивавшую изящную словесность

Едва ли не единственный шанс пробиться «наверх» могло дать знакомство с «нужными» людьми, обладавшими достаточным влиянием в «республике изящной словесности». Но чтобы завести такое знакомство, требовались рекомендации к этим лицам. Соответственно, чтобы преуспеть на литературном поприще, молодому писателю или поэту надежнее было начинать не с создания шедевра (к тому же, шедевры почему-то вообще получаются нечасто), а с добывания необходимых рекомендательных писем и хождения с ними по «правильным» домам. Некоторым из тех, отправился по этому пути, удача улыбнулась. Как, например, Жан-Батисту Антуану Сюару (1732–1817):

В дальнейшем Сюар не только закрепился на захваченном «плацдарме», но и существенно расширил его, став королевским цензором, обладателем разнообразных пенсий и членом Французской академии. Иными словами, покорение Парижа ему удалось. Правда, в пятидесятые годы, когда Сюар вступил на писательскую стезю, литературная среда еще не обрела той плотности, которая будет ей присуща двадцать лет спустя.

* * *

А как обстояли дела в «республике наук»? Был ли и здесь путь «наверх» столь же узок и извилист?

Для французской науки XVIII век – время триумфального взлета. К середине столетия Королевская академия, находившаяся в Париже, уже имела репутацию самого авторитетного в Европе сообщества ученых или, говоря словами Лагранжа, «трибунала высшей инстанции в сфере наук». Во второй половине XVIII века здесь работала целая плеяда выдающихся исследователей – Ж.Л. Даламбер, А.Л. Лавуазье, Ж.Л. Бюффон, Ж.Л. Лагранж, П.С. Лаплас, Г. Монж и другие, чьи многочисленные открытия историки сегодня нередко определяют как «вторую научную революцию». Не удивительно, что Париж тогда считался признанной столицей международной «республики ученых».

Во многом подъем науки во Франции был обусловлен той мощной поддержкой, которую исследователи получали здесь от государства. Автор знаменитых «Картин Парижа» С. Мерсье, сравнивая литературу и науку, замечал, что если для путешествий по стране воображения «больших денег не требуется», то «все другие области знания, относящиеся к естественной истории или химии, требуют большого количества времени и хорошего состояния». Всё это французским ученым обеспечивало государство. Действительные члены Академии наук получали от правительства постоянные пособия – 2000 ливров в год, дополнявшиеся выплатами за консультации, преподавание и отправление различного рода административных обязанностей, связанных с научной деятельностью. Помимо Академии наук, государство финансировало также ряд других исследовательских центров, имевших общеевропейскую известность, – Обсерваторию, Королевский сад, Королевское общество медицины (с 1776 г.).

Отчасти подобная заинтересованность государства в поддержке науки была обусловлена стремлением усилить военную мощь страны, поскольку военное дело в XVIII веке становилось все более и более наукоемким. Разработки математиков способствовали повышению эффективности действий артиллерии и инженерных частей. Достижения химии находили применение в металлургии и в изготовлении пороха. Потребности навигации стимулировали развитие астрономии. Соответственно, многие крупные ученые работали в военных учебных заведениях, таких, например, как школа инженеров в Мезьере, где преподавали математики Г. Монж, Л. Карно, Ш. Боссю, или Военно-морская школа в Рошфоре, где, как мы знаем, служил профессором Н.-Ш. Ромм, получавший за свой труд не менее 1000 экю (3000 ливров) в год. Именно военные школы являлись наиболее оборудованными научными центрами во французской провинции.

Жан-Батист Антуан Сюар (1732–1817), обладая легким пером и умея ладить с самыми разными людьми, пробился в литературный бомонд Парижа, прожил обеспеченную и долгую жизнь, но ныне практически полностью забыт

Хотя научные разработки, так или иначе связанные с военным делом, и стояли для государства на первом месте, власти оказывали активную поддержку исследованиям и в других областях точных и естественных наук. Причиной тому была произошедшая в XVIII веке общая перемена отношения к деятельности ученых. «До этого времени научное знание оставалось неопределенным, маргинальным, замкнутым в узком кругу. Представители государственной власти, академические и университетские круги относились к нему с подозрением и высокомерием, церковь жестоко преследовала. Но в течение XVIII века наука добилась подлинного триумфа. У истоков столь быстрого успеха лежала весьма распространенная с некоторых пор идея о том, что естественные науки представляют собою важнейший инструмент трансформации окружающей действительности».