Женские праздники - Сергей Таск

Врагу такого детства не пожелаешь.

Про остальное и вспоминать не хочется. В школе – круглый отличник, в университете – именной стипендиат. На четвертом курсе женился. Удачно – не то слово: неделями друг друга не видели. На выставке столкнутся: «Классно выглядишь». – «Ты на себя посмотри!» Семейная идиллия! Забыл сказать: на свадьбу 2 (две) любящие тещи подарили молодым по кооперативной квартире. Можно не продолжать?

После университета взяли Тёму в фирму. Зарплата «зелеными», служебная машина, командировки по всему миру. Удавиться.

Пошел он к экстрасенсу. «Случай тяжелый, надо ломать карму». От пьяных загулов сразу пришлось отказаться – желудок слабый. Пробовал Тёма хамить начальству, но его стали хвалить за твердость в голосе. Ладно! Обиделся. Тут кто-то ему напомнил про народное средство. А жена как раз должна была заехать к нему за костюмами – из всех супружеских обязанностей она почему-то выбрала химчистку. Проходит месяц, случай сводит их на «Аиде». Стоят они в буфете, болтают о том о сем. Соскучились. Подходит их очередь, Вера лезет в сумочку: «Вечно у тебя карманы набиты всякой дрянью!» И со смехом отдает ему мятые женские трусики.

Тёма и сорвался. Можно понять человека. С женой развелся, квартиру вернул теще (не той, как выяснилось), с фирмой раскланялся по-японски. Снял угол в коммуналке на четыре семьи, устроился корректором в зачуханную газетенку. Дома грязь, перемат, протечки, на работе зарплату задерживают. Ну, слава богу! Переломил-таки судьбу.

Ага. Месяц проходит – расселяют их. Квартиру Тёма получает в самом центре, еще лучше прежней. А редактор – неизвестно, за какие заслуги – пристраивает его корреспондентом, с приличным окладом, в солидную газету. Случилась, правда, осечка по медицинской линии – со всеми этими хлопотами у Тёмы открылось кровотечение. Он, понятно, обрадовался: хоть что-то! Язва как минимум. Сделал анализы – всё чисто! Настроение, сами понимаете. А тут еще врач: «С вас, молодой человек, причитается.

В следующий раз будете пить свекольный сок, угостите за компанию».

Добило Тёму наследство. Всю жизнь папа с чистым сердцем писал во всех анкетах: «Родственников за границей не имею». Ну какие родственники? У Федора Степановича Козлова? А вот такие. И не где-нибудь, а в ЮАР. Ближе Тёмы у мистера Козлофф никого на белом свете не нашлось. А денег алмазных после него осталось немерено, хоть обратно в землю закапывай. Тёма им так в Инюрколлегии и сказал: пускай закапывают. Нашли козлов! С нас радиоактивных отходов хватает.

Весело, да? А его первое редакционное задание? Сделать материал о «ночных бабочках». Верняк! Бухгалтерия, правда, поскупилась, пятьсот рублей и ни копейки больше, но для площади трех вокзалов и этого много. В конце дня заходит Тёма к главному. «Ну что, Артемон, готов?» – «В каком смысле?» – «У мужчины при себе должны быть две вещи – ручка и презерватив». Вовремя напомнил. Ручку-то он и забыл.

Приезжает на точку. Трех минут не прошло: «Девочку надо?» Тёма даже удивился. «Как это вы догадались?» – «Нос красный». – «Да? Вроде только из метро». Приводит она его в кафе на Ярославском вокзале и через стеклянную дверь показывает. А там уж полный сбор – кто в курточке на «рыбьем меху», а кто и в беличьей шубке. Сидят, чаи гоняют. Он на рыжую показывает – вот эта. Подбородок тяжеловатый, а так – глаза живые и фигурка вроде ничего. Провожатая переговорила с рыженькой и объявляет ему: «С этой не получится». – «Почему?» – «Мама не велит». – «А чего ж она здесь делает?» – «Праздники отмечает». – «Какие праздники?» – «Известно какие… женские. Пойдем, кофе мне купишь».

Сел Тёма за свободный столик, сводня приводит девушку. «Это Настя. Нравится?» А у нее переднего зуба нет и белил на лице больше, чем на складе лакокрасочных материалов. «Ну…» – «Тогда гони шестьсот и забирай это сокровище». – «Мне только пятьсот дали». – «Если только пятьсот, значит, только стоя». Она толкнула Тёму в бок – ты пошутил, я пошутила – и заказала бутерброды, с ветчиной и с сыром. Все это время щербатая Настя молчала, отчаянно борясь со сном. «Я ее не довезу», – сказал Тёма и начал подниматься, но его снова посадили. «Довезешь. Я помогу». В нем боролись отвращение и врожденное чувство долга. «Ты не смотри, что она смурная. Глаза боятся, а руки делают».

Победило чувство долга. После того как деньги были пересчитаны, они подхватили Настену с двух сторон и вывели под ноябрьский снежок. Он шел и думал: «Золотая рыбка, драная кошка… легко мне все достается. Смирись, Тёма. Бывает хуже». Вдруг какой-то тип схватил Настю за локоть. «Ты куда, красавица?» – «Она с ним», – кивнула на Тёму сводня. «Сначала пусть со мной рассчитается». – «А в чем дело?» – он потянул к себе законную добычу, но тип, чье лицо напоминало дешевый кремовый торт, держал ее цепко. «За ней числится должок». – «А в другой раз вы с ней не можете разобраться?» – «В другой раз? Я ее вторую неделю не могу отловить!» – «Послушайте…» – «Нет, это ты послушай», – тип интимно приобнял за плечи своего нового дружка, и Тёма, вывернув шею, успел увидеть, как шерочка с машерочкой уходят под ручку.

Тёма завелся. Денег, хоть и казенных, жалко, да и самолюбие задето. А этот, сладенький, повис на нем, все оборачиваются, и ухо горячим языком вылизывает. Кое-как Тёма от него отлепился, а девицы уже вон где, возле Ленинградского! Он бегом за ними. Встречающих и провожающих, как фигуры на шахматных клетках, интеллигентно так передвигает. Догнал. «Ты, Настя, далеко?» Она сразу в крик: «Милиция! Помогите!» Голос как у осипшего на плацу ротного, и сна ни в одном глазу. А рядом сводня, как ветер в трубе, подвывает. «В чем дело? – как из-под земли вырос перед Тёмой сержант милиции. – Ваши документы!» – «Да вот», – начал, было, он объяснять, да быстро осекся. Рябой сержант долго изучал редакционное удостоверение – ровно столько, сколько требовалось двум профурсеткам, чтобы скрыться в здании вокзала. «С проституцией боретесь? – вдумчиво покивал головой сержант, возвращая документ. – Это правильно. Будем вместе бороться». И взял под козырек.

Тёма снова бросился в погоню и очутился на платформе – это был сквозной проход. Теперь их ищи-свищи. Улетели бабочки! Он шел в метро, как в детстве, грея руки в карманах, и довольно ухмылялся. Материал – пальчики оближешь. Он радовался, как ребенок. Да разве в материале дело! В кои-то веки пасьянс не сошелся. Может, еще не все потеряно?

Мокрая, теплая слизь. Пахнет псиной. Лежать в этом противно. Опять во сне пустил слюну. Как маленький, ей-богу. Переворачивая подушку, Федор со страхом всматривается в незнакомое лицо с бесстыдно раздвинутыми губами. Проснется и начнет приставать, сопровождая это голубиным воркованием и неуместными шуточками. А кончится, как всегда, истерикой. Февральская безнадега. Подвывает ветер, тихо сходя с ума среди сугробов и желтых фонарей. Надо встать и одеться в темноте, пока жена не проснулась.

– Ты куда?

– Спи.

– Разве у тебя в субботу есть процедуры?

Федор, обиженно сопя, застегивает брюки. В туалете он придирчивым взглядом провожает вялую струю. Ему не нравится цвет его утренней мочи. Вчера была светлее. Тихо закипая, он ждет, когда из крана наконец пойдет теплая вода. Обязательно надо поддеть! Тоже мне… маркиза де Помпадур. Он возвращается в спальню, отработанным движением подцепляет оттопыренными большими пальцами упругие подтяжки. Двойной шлепок заставляет его приосаниться. Ритуал венчает английский твидовый пиджак, предмет особой гордости.