Женские праздники - Сергей Таск

– Когда профессор Нетреба поднимет твой боевой дух, – не унимается Галина, – мы отметим это событие вселенской оргией!

Насмотрелась фильмов из красивой жизни. На твои мяса, вываливающиеся из прозрачного пеньюара, только клопам бросаться! Федор проверяет наличие бумажника и вдруг замечает что-то белеющее на спинке стула. Ну конечно, приготовленные с вечера кальсоны! Все-таки забыл! Как говорил профессор? «Простатит – растение южное, теплолюбивое». По большому счету следовало бы выполнить врачебное предписание, тем более есть время в запасе, но раздеваться под насмешливым присмотром супружницы, а потом, не попадая в темноте ногой в штанину, натягивать при ней исподники… нет, мужское самолюбие превыше здоровья!

Хлопает входная дверь. Галина зажигает ночник и корявыми пальцами набирает привычный номер. Разбудила. Голос в трубке мятый, несвежий. Ничего, сейчас взбодрится.

– Извини, что так рано. Он ушел на свои процедуры! В субботу, ну да, я сама удивилась. Это нам подарок ко дню Советской армии, так что расчехляй пушку!

Стосвечовая лампочка без абажура полоснула глазное яблоко. Смурной небритый мужчина с неуместным именем Аркадий, человек отзывчивый, то есть в меру пьющий, а в данную минуту ослабленный тяжелым сном, кладет трубку на рычаг и коротким словом выражает простую гамму чувств. Медленно и осторожно, чтобы не взболтать несочетаемые жидкости, он свешивает с кровати ноги в шерстяных носках и с удивлением обнаруживает перед собой довольно крупного пса неизвестной породы. Поскольку собаки в доме отродясь не бывало, остается предположить, что ее забыл кто-то из вчерашних гостей, случай в принципе возможный, хотя, согласитесь, нерядовой. Для очистки совести Аркадий производит несколько однообразных манипуляций, как бы протирая запотевшее ветровое стекло. Пес делает стойку и выжидающе поводит своим влажным носом. Тогда Аркадий, дабы не забивать себе голову всякой ерундой, шлепает в узлик и долго стоит под контрастным душем, пока не осознает: а) что приятельский пес, ввиду непредвиденной отлучки хозяина, живет у него уже вторую неделю, б) что прежде, чем залезть в ванну, не худо бы раздеться, и в) что у него нет никакого желания покрывать эту кобылу с шестого этажа, но, видать, не отвертеться.

Василий Захарович Нетреба, полковник медслужбы, консультант-сексопатолог высшей квалификации, брезгливо морщится при виде пятна на рукаве некогда белого халата. Он слишком хорошо знает природу этих пятен. Вы угадали, Василий Захарович не любит свою работу. Только не говорите, что вас с детства привлекает красная сыпь в чужой промежности! У Василия Захаровича большая семья – жена, теща с тестем, дети, внуки, кто там еще? – и всем надо швырнуть кусок, притом что одна аренда этой кое-как отремонтированной квартиры, именуемой офисом, съедает половину прибыли, а потом начинается – взятки, поборы, налоги. И оборудование, между прочим, импортное. У Нетребы есть хрустальная мечта: купить «тайм-шер» (это когда апартаменты принадлежат нескольким пайщикам, и каждый там живет «от и до», – на круг, уверял его пациент, поживший на Западе, выходит очень даже по-божески) и путешествовать… Майами, Феникс, Альберкуке, Санта-Фе. А может, сразу закатиться в Могадишо или какую-нибудь Тегусигальпу! Солнце, пальмы, сахарный песочек под ногами. В ресторанах румба или что у них там. Девочки опять же.

– Василий Захарович, я могу третий бокс занять?

– Пятнадцати минут, Дарья Николаевна, вам хватит?

– Я думаю, хватит.

Ассистентку себе он нашел по объявлению. «Китайский массаж. Укрепление мышц, омоложение тканей». Профессор усмехается, вспоминая их первую встречу. С укреплением мышцы тогда ничего не получилось, но старательность молодой матери-одиночки в результате была вознаграждена. Отчего бы и не выступить в роли благодетеля, если тебе же от этого прямая выгода. За пять месяцев, что они вместе, приток клиентов заметно увеличился. Что ни говори, а приятно после болезненных и унизительных процедур попасть в женские руки.

– Ну как вы тут, не скучаете?

Вместо ответа Федор еще плотнее смыкает челюсти, всем своим видом давая понять: «Профессор, я готов терпеть, если нужно для дела, но со спущенными штанами поддерживать светскую беседу – это уж извините». Без трусов, зато в английском пиджаке, весь какой-то монументально-несчастный, Федор сидит перед страшным агрегатом с кишочками-проводами. Его левая рука, покоящаяся на коленях, прижимает к паху прозрачную пластиковую помпу, этакий оранжерейный колпак, под которым на короткой ножке покачивается гриб с раздувшейся багрово-красной шляпкой. Для поддержания гриба в вертикальном положении Федор подкачивает воздух резиновой грушей, зажатой в правом кулаке. До указанной отметки в несколько атмосфер еще жать и жать.

– Вот так мы и в постели халтурим? – посмеивается профессор Нетреба, бегло взглянув на шкалу.

Тебя бы усадить на этот электрический стул! Федор с ненавистью жмет на грушу, не в силах сдержать утробный стон. Ядерный гриб застывает грозным перпендикуляром. Сейчас лопнет и разнесет эту шарашку вместе со всеми ее орудиями пыток к чертовой матери!

– Ладно, на сегодня хватит, – профессор выключает агрегат. – Презерватив принесли?

– Может, не надо? – с надеждой спрашивает больной.

– Как же не надо, – ласково возражает профессор. – Массаж простаты – это первое дело.

Он ставит Федора на карачки и не спеша натягивает на указательный палец презерватив. Жестом художника окунув палец в баночку с вазелином, он залезает в задний проход. Стойкий оловянный солдатик взвывает от боли, и, ничего перед собой не видя из-за выступивших слез, не стесняясь товарищей по несчастью, Христом Богом умоляет своего палача остановить эту пытку.

Так, между уговорами и почти бессвязными выкриками, проходит вечность. Но даже крестные муки когда-то заканчиваются. Отдышавшись, Федор натягивает брюки и сидит на высокой кушетке, наслаждаясь одиночеством.

– Кто ко мне на массаж? – доносится приятный грудной голос.

По лицу Федора скользит усталая улыбка. Еще все ноет внутри, еще предательски дрожат ноги, но мысленно он уже в другом боксе. Не ради этого ли тащился он через весь город в такую рань и в неурочный день, без теплых кальсон, добровольно отдавая себя на муку и поругание? Не в ожидании ли все искупающей женской ласки? Он даже позволяет себе посидеть минуту-другую, дабы оттянуть сладостный миг.

Дарья Николаевна встречает его в черном облегающем трико и белой футболке, под которой темнеют острые соски. Федору нравится в ней все – короткая стрижка с разноцветными «перьями», вздернутый носик, маленькая грудь. От природы бледненькая, к концу сеанса она разрумянивается, и в глазах пляшут черти. Федор стелет принесенную из дома простынку, чувствуя себя героем-любовником, принимающим хорошенькую женщину. Раздевается он как бы между прочим, акцентируя внимание собеседницы на смешной истории, а вовсе не на своем члене, который сам поворачивается в ее сторону, как магнитная стрелка. Но она, разумеется, видит салют в ее честь, и это ей льстит. Федор ложится на живот и отдается во власть сильных и одновременно невесомых пальцев. Она мнет его одеревенелые плечи, ураганом проносится по позвоночному столбу, с корнем вырывая защемленные нервы, и вдруг начинает ласкать ягодицы, крестец, какие-то потаенные складки.